Вспоминают запорожцы, защитники Отечества – участники Сталинградской битвы, яркой страницы Великой Отечественной войны.

 «Я перевязала его, накормила и притащила патефон с пластинками»

Александра Семеновна Скрипнюк, старший лейтенант медицинской службы, была в Сталинграде военфельдшером, связистом и комсоргом: — На пароходе мы перевозили раненых через Волгу. Вместо запланированных 250 человек брали на борт 500 – 700, потому что раненых было очень много. Причем, те, кто после ранения мог держать винтовку в руках, с поля боя не уходили. К нам попадали тяжелораненые – в грудь, голову, живот. У некоторых бойцов было по несколько тяжелых ранений.

Вспоминаю высокий патриотизм людей – и самих раненых, и медиков, и речников. Нам приходилось не спать по трое суток. Привыкали спать даже стоя. Прислонишься к стенке, забудешься на пятнадцать минут – и, кажется, что проспал целую вечность. То же самое было и с речниками. Отработав свою смену, они не уходили, а оставались, чтобы помогать нам, грузить раненых. Причем, все это проходило под обстрелом противника. А во время рейсов от речников требовалось еще и особое умение, чтобы обходить разбросанные по реке мины и лавировать между горящими пятнами нефти. Вся Волга была в таких пылающих островах.

Начиная с лета 1942 года под Сталинградом два месяца не было дождя, стояла страшная жара. И поэтому у бойцов было очень много вшей. Это тоже лежало на наших плечах – не только вывезти раненых, перевязать, но и обработать их одежду. Вернее, мы сжигали ее в специальных камерах. С нами работали и два парикмахера – мама и ее 16-летняя дочка. Они раненых завшивленных бойцов стригли наголо. Потом волосы вместе с одеждой сжигались.

Особой заботой было кормление раненых. Они были беспомощны, как дети. Многих приходилось кормить не только из ложечки, но и через зонд. Однажды к нам поступил старший лейтенант, командир роты. Совсем еще мальчишка, ему было немногим более 18 лет. В госпитале он ни с кем не хотел говорить, к еде не притрагивался и все время плакал. «Шура! Может, ты с ним поговоришь?» — сказал мне военврач. И я все-таки нашла к нему подход.

Он плакал, потому что из его роты, которой он командовал, в живых осталось только три человека. И он все время казнил себя: «Это по моей вине они погибли!» А ему в роту дали пополнение – молодых ребят из Средней Азии, которые русского языка вообще не знали. Наверное, из-за этого они и погибли. Но его в чем тут вина? Я стала рассказывать парню о своем брате, капитане, у которого от роты тоже почти никого не осталось в живых, а потом и от батальона. Такое бывает на войне.

Короче, я его успокоила, перевязала, накормила и притащила ему патефон с пластинками. После этого он немного повеселел, вернулся к жизни. Потом у меня больше времени не было, чтобы к нему возвращаться. Думаю, если он жив еще, то вспоминает меня. Я была старше его на каких-то полтора года.

Кроме обязанностей военфельдшера на мне еще были обязанности связиста и комсорга. Комсорг Александра Егорова (это моя девичья фамилия) должна была снабжать медперсонал свежими газетами, следить, чтобы регулярно выпускались «Боевые листки» и вовремя проходили комсомольские собрания. В «Боевых листках» мы писали о положении на фронте и обязательно публиковали медицинские статьи по профилактике заболеваний. А на комсомольских собраниях в повестке дня были и такие вопросы, как быстрота погрузки и разгрузки раненых. Жизненно важные вопросы!

«Из тех, кто брал в плен Паулюса, сейчас только двое в живых остались»

Петр Алексеевич Дерябкин, рядовой, артиллерист: — С июня 1942 года я провел в Сталинграде шесть месяцев. Потом был тяжело ранен. Лечился в госпитале в Саратове. Служил в 38-й мотострелковой бригаде 62-й, потом 64-й армии – в батарее противотанковых орудий, 45-миллиметровых пушек.

Участвовал в отражении танковых атак немцев в районе Тракторного поселка. Мы обороняли заводы «Баррикада», «Красный Октябрь» и тракторный завод. Однажды в районе элеватора на нас двигалось более 20 немецких танков, 9 из которых мы подбили. И таким образом танковую атаку отбили. А подбивали танки с расстояния 500 – 300 метров.

Кроме пушек мы были вооружены карабинами, гранатами, ножами, саперными лопатками и ППШ – пистолетом-пулеметом Шапошникова. Оружия хватало. Приходилось ли стрелять? Конечно. На наступающем танке сзади, за броней, обязательно сидел десант вражеской пехоты. И вот когда мы подбивали гусеницу танка, он начинал крутиться на месте, поворачиваясь к нам задом. Тогда и начинали расстреливать десант – из пушки или из автоматов и карабинов. Нас пули не доставали. Зато осколки от снарядов и мин нас, артиллеристов, тоже косили. Я был ранен прямо у пушки – 20 осколков в ноги попало. Лечился в Саратове в госпитале 3280 на улице Сакко и Ванцетти.

23 августа 1942 года на Сталинград налетели тысячи немецких самолетов и бомбили его. Весь Сталинград был в огне.

Уже после войны я познакомился со своими, можно сказать, однополчанами, которые участвовали в пленении фельдмаршала Паулюса, командовавшего 6-й немецкой армией. Происходило это 31 января 1943 года в подвале универмага. Из тех, кто брал в плен Паулюса, только двое сейчас в живых остались. Петр Михайлович Ильченко, живет в Киеве – он тогда был в звании старшего лейтенанта, начальником особого отдела при нашей бригаде, непосредственно Паулюса при пленении за руку брал. И с ним был часовой Алтухов Петр Васильевич – живет сейчас в Волгограде.

«Саперы при наведении переправ все время передвигались «собачьей рысью»

Дмитрий Яковлевич Воеводин, рядовой, сапер: — Начать надо с того, что я учился в военно-инженерном училище в Златоусте на Урале. А когда немцы подошли к Сталинграду, наше училище было расформировано, и всех курсантов отправили на фронт — саперами. Начал я войну на Сталинградском – Донском фронте в районе хутора Вертячий, а закончил под Калачом, где происходило окружение 330-тысячной немецкой военной группировки. 26 декабря 1942 года я войну закончил, получив тяжелое ранение в ногу, мне полностью выбило коленный сустав.

На войне работа у нас была такая – все время минировали и разминировали поля и наводили понтонные переправы через Дон. Он в том месте извилист, а ширина метров пятьсот. Во время наведения переправы, под жесточайшим обстрелом, мы все время передвигались «собачьей рысью» — есть такое выражение в ходу у саперов. А иначе нельзя – ходить под обстрелом и бомбежками ну, никак не получается.

Работа саперов не только опасная, но еще и физически тяжелая. Плюс при любой погоде, в дождь, в метель, в мороз, мы на боевом посту. В шинелях ворсы не видно – все забито глиной. Хлястика нет, полы разорваны, пилотка натянута на уши. Истинный воин – он как будто только что из земляной норы вылез. Он как шахтер – весь чумазый. Это совсем не то, что в фильмах про войну показывают. В сапогах… Да не было у нас сапог – в ботинках и обмотках! Сапоги только у офицеров были.

Постоянно и с холодом бороться приходилось. Побегаешь, попрыгаешь, но все равно не согреешься. Ночью спать – в воронке. Воротником шинели прикроешься, пилотку на уши натянешь, а ноги, чтоб не мерзли, землей прикопаешь. Да и спать тебе особо не дадут. Так, подремлешь немного, а тут обстрел или бомбежка. Сталинградский фронт – это был ад на земле.

Как писал Хэмингуэй, настоящий мужчина тот, кто испытал голод и холод, войну и любовь. Я все это испытал. И голод, и холод, и военный Сталинградский ад. И любовь – она с человеком до самой смерти. Любишь природу, птиц, нравится, как какая-то женщина красивая по улице идет. Если любишь жизнь, во всех ее проявлениях, можешь дольше прожить. А если уже «крылья сложил», быстро умрешь. Нарушается обмен веществ в организме, нарушается все.

Тогда мы об этом, конечно, не думали. Там, на войне, вообще мыслей нет никаких. Ты как автомат – тупо выполняешь то, что тебе поручили. А думать, например, о доме, как там родные? Я этих мыслей боялся, гнал их от себя, потому что видел – из этого ада возврата нет.

— Но удивительно вот еще что, — продолжает Дмитрий Яковлевич. — Если человека не покидала мысль о смерти, то он и погибал. А кто о ней не думал, тот жив остался. Рядом со мной был один уралец – солдат Глинских. Вот он однажды мне свой пластмассовый медальон протягивает и говорит: «Здесь адрес сестры. Меня сегодня ночью убьют. Ты напиши ей, что я погиб смертью храбрых». Я ему: «Что ты чушь плетешь!» Но он мне насильно медальон в карман гимнастерки засунул. А ночью, когда началось наступление, погиб – его срезало пулеметной очередью. Вместо того чтобы пробежать, залечь, снова пробежать, он начал безумно метаться. Это у него был психоз, с которым он не смог справиться. И психоз этот начался еще тогда, когда солдат стал повторять: «Меня убьют».

А я вот о смерти никогда не думал, но все же мысль о том, что меня ранят, постоянно сидела в голове. Когда-то, еще в детстве, я колол дрова и металлическим клином до кости поранил колено. Оно, конечно, зажило, но в подкорке сознания что-то такое осталось. Под Сталинградом меня тяжело ранило именно в это колено.

На войне мертвые защищали живых. В буквальном смысле. Промерзшая глинистая земля была похожа на вязкий свинец. Никакие саперные ло-патки ее не брали, а из-за частой смены позиций окапываться приходилось постоянно. И вот на бруствер неглубоких окопчиков клали окоченевшие трупы убитых. Чтобы бруствер нарастить.

Вы спрашивали, кто какими там были воинами. Из наших бойцов в Сталинграде были преимущественно уральцы и сибиряки. Храбрые воины. К тому же, выросшие в суровых климатических условиях, холодную Сталинградскую зиму они переносили легче. Немцы, особенно эсэсовцы, тоже были отчаянными воинами. Такими же были венгры. А вот итальянцы и румыны – это не воины.

Мы однажды в рейд по немецким тылам на танках ходили – минировали им дороги перед нашим наступлением. Так обратно возвращались по итальянским и румынским окопам – никакого сопротивления. Но немцев и кормили намного лучше. Пленного если возьмем, у него в сумке и шоколад, и тушенка, и даже шнапс. А возьмем в плен румына – только жареная кукуруза в карманах шинели. Еще там, на стороне немцев, были болгары и испанцы. Испанцев в плен мы не брали – расстреливали. Слишком велика была злость – мы же им в 36-м году помогали, кровь за них проливали.

Дмитрий ШИЛИН

Фото автора – «Индустриальное Запорожье»