Я, Демин Сергей Сергеевич, назначенный на роль «виновного» в «Деле пономарей» (по взрыву в Свято-Покровской Церкви 28.07.2010г. в г. Запорожье) запорожскими «правоохранителями» при содействии Запорожской прокуратуры, а затем и незаконно осужденный Жовтневым районным судом г. Запорожья 02.04.2013г. без единого доказательства моей вины, четвертый год незаконно содержащийся в Запорожском СИЗО-10, обращаюсь к Вам с просьбой о помощи – организовать расследование пыток и применения недозволенных методов в отношении меня, Демина Сергея и в отношении моего брата – Харитонова Антона.

28 июля 2010 года, в центре города Запорожья, в Свято – Покровском храме Украинской православной Церкви (МП) прогремел взрыв, который привел в негодность само здание и отнял жизнь у 80 – летней монахини Людмилы ( Марии Михайловны Донец).

Сразу после случившегося, Президент Украины В.Ф. Янукович приказал в течении 7 суток найти виновных. Запорожские правоохранители, желая угодить В.Ф. Януковичу, «перевыполнили план» и «раскрыли» преступление за 4 суток, назначив на роль «виновных» меня – Демина Сергея Сергеевича, моего брата, бывшего пономаря храма – Харитонова Антона Викторовича и действующего на тот момент пономаря – Федорченко Евгения Валерьевича.

Отчитавшись перед Президентом о быстром задержании «преступников», обманув его тем самым наглым образом, многие из них получили очередные звания и денежные премии.

30 июля 2010 года во второй половине дня мне на мой мобильный телефон стали поступать звонки сотрудников милиции, которые требовали, чтобы я прибыл в милицию «поговорить, посмотреть фотографии», как они выражались.

В это время я отправился в город Днепропетровск к своим друзьям – Лебедь Елене и 7–кратному чемпиону Европы Лебедь Сергею, чтобы посмотреть чемпионат Европы по легкой атлетике в Барселоне.

 От своей бабушки Кателевской Галины Афанасьевны, я узнал, что моему брату  Харитонову Антону Викторовичу и моей маме Деминой Ольге Николаевне также звонили сотрудники милиции, и вот уже несколько часов их мобильные телефоны отключены, неизвестно где они и что с ними.

Я добрался до остановки Паникахи в г. Днепропетровск, сел на маршрутный автобус Днепропетровск – Запорожье и поехал в милицию. Предварительно я позвонил тому сотруднику милиции, что требовал, чтоб я немедленно явился, и сказал, что буду через 1,5 часа.

 Также я позвонил своему другу – Юрию Ч., сказал, что мне срочно нужно к Жовтневому РО УМВД Украины в Запорожской области, попросил встретить меня на набережной и сразу подвезти к райотделу, чтобы было быстрее. Он согласился. Было около 20 – 21 часов вечера.

Я приехал в Запорожье, вышел на набережной в районе ул. Украинской, меня встретил Ч. и отвез к Жовтневому райотделу. Подъехав, я набрал сотрудника милиции, он попросил подождать, сказав, что скоро за мной приедут. Я ждал на скамейке перед райотделом минут 10 – 15, когда подъехал автомобиль ВАЗ, из которого вышли двое мужчин, спросили – «я ли Демин» и сказали, что мне необходимо проехать с ними в Запорожское городское управление милиции.

Я сел в автомобиль, при этом один из них (на суде я узнал, что это сотрудник милиции Коваль И.Ф.) забрал у меня мобильный телефон и рюкзак с личными вещами. Было около 22–23 часов вечера. В машине нас было четверо – трое сотрудников милиции и я, я находился на заднем сидении.

 Мой мобильный телефон был у впереди сидящего милиционера, мне кто–то звонил, однако телефон мне в руки не давали, ответить не разрешили.

Мы подъехали к зданию ЗГУ, открылся шлагбаум, и мы въехали во внутренний двор. Зашли через черный вход и поднялись в один из кабинетов на третьем этаже.

Меня усадили на старый диван. В кабинете находилось около 4–5 милиционеров, ни один из них не представился, фотографии мне никто не предъявлял. В конце кабинета был стол, на который сразу вытрусили все содержимое моего рюкзака, осмотрели все предметы. (Без понятых, без оформления каких – либо документов, без каких – либо санкций – прим. Деминой) и забрали туристический нож (раскладной черной прорезиненой рукояткой), который я больше никогда не видел и данных о нем нет в материалах уголовного дела – его просто украли.

Я сразу же спросил, где мои мама и брат, что с ними? Попросил увидеть их, а также попросил присутствие адвоката. На что сотрудники милиции заявили, что с ними все в порядке (Антон в это время был уже полностью деморализован, сломан, запуган, и сочинил свою первую «явку» – прим. Деминой), увидеть их я не могу, в присутствии адвоката отказали.

Милиционеры поочередно начали задавать мне вопросы, в основном касающиеся моего брата, его работы в Свято–Покровском храме, круге общения, интересов. При этом, милиционеры постоянно говорили, что я что–то знаю и не договариваю. Вопросы мне задавали примерно до 5 часов утра (Это – без предъявления какого–либо обвинения, без определения какого – либо статуса, это была типа «просто беседа», так сказать – «разогрев» – прим. Деминой).

После этого меня перевели в другой кабинет, тоже на 3– м этаже. В этом кабинете было 2 письменных стола, буквой Г, карта города Запорожья на пол стены, под ней аквариум литров на 50. Возле аквариума стояло 3 – 4 стула. Было окно, и я увидел, что уже светает.

 Один милиционер сел за стол у окна, меня же посадили за второй стол. Очень хотелось спать и пить. Милиционер сообщил мне, что скоро за мной придут. В туалет меня сводить отказал. Адвоката мне так никто и не предоставил.

Я просидел на стуле часов до 7 – 8 утра. С утра мне снова стали задавать вопросы по поводу брата – Антона Харитонова, при этом заявили, что он причастен ко взрыву, и чтобы я тоже сознавался в причастности. Сотрудники милиции беседовали со мной устно, никто не представлялся, связаться с родными возможности не имел, их судьба была мне не известна, адвоката так и не предоставили, очень хотелось спать и пить.

 Работники милиции вывели меня во внутренний дворик ЗГУ (31 июля, до обеда), усадили в микроавтобус (марку не помню). В салоне, кроме 3–4–х милиционеров, находилась девушка – Вероника Гурбан (послушница из Свято–Покровской Церкви – прим. Деминой). Нас усадили рядом, за водителем и мы поехали на ул. Чаривная в областное бюро СМЭ. Всю дорогу милиционеры смеялись и подшучивали над ней. Она очень переживала и была напугана происходящим. Мы остановились возле забора, но не со стороны центрального въезда на территорию, а со стороны 2-х этажных домов, и стали ждать.

 Выходить из микроавтобуса мне запрещали (все это походило на похищение Сергея сотрудниками милиции – прим. Деминой).

Недалеко от нас стоял автомобиль ВАЗ 2108 или 2109, красного цвета. Из него вывели моего брата Харитонова Антона и повели в здание. Он был в наручниках (руки застегнуты спереди). Милиционеры сказали мне, чтоб я не смотрел на него (Почему? – прим. Деминой). После того, как его вывели в наручниках и усадили в машину, в здание СМЭ отвели Гурбан, а затем – меня.

 В кабинете находилась женщина в белом халате, милиционер и я. Мне сказали раздеться до трусов, осмотрели тело, срезали ногти, волосы и взяли мазки с различных частей тела (все это происходило без объявления какого-либо статуса, без предъявления обвинения и т.д. – прим. Деминой).

После этого мы сели в микроавтобус и поехали на улицу Авалиани, где находится НИЭКЦ. Во дворе я опять увидел красный ВАЗ, вывели Антона Харитонова в наручниках, а через некоторое время привели и усадили в автомобиль. Мне опять (и Веронике тоже) запретили на него смотреть (наверное, зрелище было не для «слабонервных» – прим. Деминой). Завели внутрь здания Гурбан, а после нее – меня.

 У меня отобрали образцы крови, слюны, мазки из ротовой полости и носоглотки. При этом, я говорил, что очень хочу пить, поэтому слюны у меня нет, но воды никто так и не дал (вторые сутки без капли воды – откуда слюне взяться – прим. Деминой). Также у меня отобрали отпечатки пальцев.

 После этого мы отправились на микроавтобусе к Жовтневому райотделу, где меня пересадили в другой микроавтобус, сели другие милиционеры, погрузили видеокамеру, сел эксперт–взрывотехник с чемоданчиком и мы отправились на место моего проживания по адресу: ул. Украинская 43/21. Мне сообщили, что у меня будет проведен обыск (без предъявления обвинения и прочих «формальностей» – прим. Деминой). Адвоката опять не предоставили, связаться с родными не разрешили.

Милиционеры сказали, что обыск ничего не дал, меня снова привезли к Жовтневому райотделу, сказали, что должны скоро отпустить, высадили на улице у входа в райотдел. Однако меня не отпустили, снова доставили в ЗГУ, подняли на второй этаж.

Со мной беседовал высокий мужчина с короткой стрижкой (позже я узнал, что это полковник Штыров). Он заявил, что брат сознался, им все известно, что мне тоже нужно сознаваться. Два–три раза ударил меня ладонью по голове, затем пнул меня ногой в область правого голеностопа (правый голеностоп был перебинтован эластичным бинтом, сверху надета медицинская сеточка, нога еще не зажила после надрыва связок, мне только недавно сняли гипс, нога болела и я хромал) (Кто перенес подобную травму – знает, что даже малейшее прикосновение к еще незажившим связкам, вызывает страшную боль, а уж удар – … нет слов! Гестапо отдыхает – прим. Деминой). Мне было больно.

Штыров выражался нецензурно и очень ругался. Затем меня отвели в кабинет №220 или №222 (там пытали и Антона, прямо «пыточный» кабинет какой-то – прим. Деминой). Данный кабинет находится также на втором этаже. В нем находится два письменных стола, за правым (если стоять лицом) имеется компьютер. Позади столов – окно. Слева от стола – шкаф. У стены, в которой входная дверь, стоит металлический сейф.

В данном кабинете находился майор Рябуха и оперуполномоченные Дудченко и Куковинец. С ними еще был четвертый милиционер, помоложе, лет до 25. Все были одеты в гражданскую одежду. Меня посадили на стул возле (перед) левым столом. Рябуха и Куковинец стали разговаривать со мной грубо, оскорблять. Рябуха несколько раз ударил меня ладонью по лицу.

Смысл беседы сводился к следующему – мой брат сознался в совершении преступления, теперь нужно признаться и мне, иначе будут издеваться физически, психологически надо мной, братом, моей мамой – Деминой Ольгой Николаевной, если нужно – привезут в ЗГУ и бабушку (ей 75 лет – прим. Деминой) – Кателевскую Галину Афанасьевну.

Рябуха заявил, что я похож на наркомана, так как у меня «мутный взгляд». Я ответил, что не сплю двое суток, хочу пить (интересно – какой «взгляд» будет у этого Рябухи, когда оно все-таки сядет в камеру, и просидит там без сна и воды двое суток?! – прим. Деминой). Адвоката, несмотря на мои просьбы, никто и не собирался предоставлять.

Во время побоев, угроз и оскорблений, Дудченко выходил из кабинета (не совсем еще потерянный человек для общества, в отличии от оборотня Куковинца, вот по ком тюрьма «плачет»! – прим. Деминой)… Один из сотрудников (прим. Деминой) заявил, что «… приехал генерал из Киева …».

 В кабинет заходил Штыров, говорил, что если не сознаюсь, пострадают не только мои близкие, но и друзья (а для Сергея  друзья это святое – прим. Деминой), товарищи – Чуд-е ; Ми-к; Г-ло (сокращения – Деминой) и т.д. Якобы, из-за меня их уволят с места работы: например Сергея Г. с комбината «Запорожсталь».

 В перерывах между оскорблениями и угрозами, Рябуха и Куковинец кричали, что из-за взрыва в храме они уже несколько дней работают не покладая рук (читай «кулаков» – прим. Деминой), ночуют в горотделе.

 Затем меня вывели из этого кабинета и повели в другой. Затем меня снова отвели в один из кабинетов, где беседовали примерно до 22 часов. Спать, есть, пить не давали. Адвоката, несмотря на все мои просьбы, не предоставляли.

Около 22 часов меня привели в кабинет на втором этаже, где я еще не был. Перед входом, был небольшой «тамбур». Справа от входа стоял шкаф, на верху которого стоял белый гермошлем, как у пилотов самолетов. Справа от входа стоял большой стол, за ним сидело несколько человек в штатском. Слева от входа, в стене была дверь из коричневого дерева.

Мне поставили стул напротив стола, усадили и стали задавать вопросы. Сначала спрашивали обо мне, затем о брате – Антоне Харитонове. Спрашивали, есть ли у меня, или у Антона спортивные сумки, в чем Антон носил вещи, когда ходил на службу в Церковь.

Во время разговора, ко мне пару раз подходила женщина (как позже узнал – Половникова Жаннетта Юрьевна) и просила показать мне ладони, проверяла – влажные они или нет? (А какие они должны были быть в 40 – градусную жару?! Прим. Деминой).

Некоторые милиционеры стояли справа от меня понад стенкой.  Я сказал, что мне тяжело говорить, так как не пил воды почти двое суток. Один из милиционеров зашел за спину, открыл коричневую деревянную дверь, вынес бутылку «Боржоми», очень холодную, мне налили воды и разрешили попить (какая невиданная «щедрость»! Разрешили попить – это как?!!! Прим. Деминой).

После этого, один из присутствующих представился – генерал, фамилия Зима. Одет был в гражданскую одежду. Показал удостоверение милиционера в виде книжечки. Сказал, что он заместитель министра МВД Украины Могилева. Все присутствующие вышли из кабинета, кто-то из милиционеров сказал, что если что, то они за дверью.

Генерал (Зима) заявил, что брат (Харитонов) во всем сознался, что нужно сознаться и мне, что так будет лучше для всех (для Зимы, Могилева, местных милициянтов – конечно будет лучше – прим. Деминой), что сделано – то сделано, что сознаваться необходимо нам обоим (в общем, «садиться» – так семьями – прим. Деминой), и что, если я буду сознаваться, то он дает слово офицера, что не пострадаю ни я, никто из моих близких.

Если не буду сознаваться, он отдает меня «в руки запорожских милиционеров», и никаких гарантий не дает (Во как! У нас милиция не защищает – у нас милицией запугивают! – прим. Деминой).

«Затем произошла предварительная репетиция моего «признания». О кастрюле и часах знал из СМИ. От генерала узнал о сумке, батарейках «крона», детонаторе и «серебрянке». (Люди! Вы только вчитайтесь в ЭТО! УЖАС!!! – прим. Деминой).

 У генерала была стопка скрепленных форматных листов, первый из которых был как из ламината. На первых листах я увидел план-схему Церкви.

Он сказал, что делать это не имеет права, но показал фото сумки, примерно такую, в которой я «передавал брату взрывное устройство» (Напрасно генерал «переживал», что «разглашает гос. тайну», напрасно репетировал с Серегой – все равно эта «версия не пошла», пришлось сочинять милициянтам, что Сергей «передавал взрывное устройство Антону в ПАКЕТЕ». Напрасны были «труды» Зимы – прим. Деминой).

 Затем меня вывели из кабинета и привели в другой, усадили за стол, дали ручку, бумагу и сказали, чтобы написал явку с повинной. За столом находился один сотрудник милиции (по-моему, фамилия Клембет). Я ему заявил, что не причастен к данному преступлению. Он сказал: «Тогда не пиши». Я сказал, что пострадают близкие. Он сказал: «Тогда пиши».

Я придумал, насколько хватило воображения «явку с повинной».  Видимо, воображения не хватило, так как впоследствии, все написанное, сами же милиционеры и опровергли. Считаю, что данная «явка», была получена однозначно с нарушением права на защиту, с применением насилия, угроз, шантажа и других незаконных действий.

Затем, приблизительно в период времени с 1 часу до 1 час.45 мин ночи (01 августа 2010 года) меня привели в другой кабинет, надели наручники, представили мне следователя Еремеева, который сидел за столом с компьютером. Меня усадили на стул, напротив него, вставать запретили.

Я попросил Еремеева, чтобы позволил связаться с мамой – он отказал.  Следователь заявил, что сейчас прибудет адвокат и «начнем».  Я возразил, чтобы перенесли хотя бы на утро, ведь я не сплю, не ем, не пью уже двое суток, болит голова.

Еремеев оказал, заявив, что нужно сейчас. Также, в кабинете, кроме меня и Еремеева, находился конвоир, который зафиксирован на видео. Около 2-х часов ночи появился адвокат Кущ.  Еремеев заявил, что это мой адвокат, и другого у меня не будет.

Кущу сразу же заявил, что непричастен к данному преступлению, что били, угрожали и шантажировали. Он сказал лишь, что об оплате с мамой договорится. (Это был милицейский адвокат, который впоследствии решением Запорожской областной коллегии адвокатов понес за свои действие наказание – его лишили на полгода удостоверения адвоката, но это слишком мягкое наказание для него – прим. Деминой).

 Допрос был начат в 2.50 ночи и продолжался до 4 часов утра. Под конец допроса, я открыто заявил, что плохо себя чувствую, но ни Кущ, ни Еремеев никак не отреагировали.

После допроса, врачом–стажером Поповой Ириной Викторовной было проведено освидетельствование меня. Данный врач «не обнаружила» никаких видимых телесных повреждений, как и «не заметила» поврежденный, распухший, перебинтованный правый голеностопный сустав.

В 04.35 утра в присутствии Еремеева и Куща предъявили для опознания кастрюли.  В 04.40 утра в их же присутствии предъявили для опознания сумки.

 В 04.53 утра началось воспроизведение обстоятельств событий, во время которого эксперты откровенно не поверили, что именно я собрал взрывное устройство, задавали вопросы, на которые я неверно отвечал.  Все мои данные показания в дальнейшем не подтвердились.

Я неоднократно говорил, что плохо себя чувствую, но ни адвокат, ни следователь на эти заявления никак не реагировали.

Воспроизведение завершилось в начале шестого утра и меня привели в один из кабинетов на третьем этаже. Данный кабинет состоял из двух комнат, обе с окнами. В одной был один письменный стол, во второй – три, и несколько стульев под стеной. На одном из столов находился компьютер – один из конвойных играл в игру. Меня посадили на стул, и я просидел до начала девятого утра.

После чего, меня провели в актовый зал ЗГУ, впереди была сцена, перед ней множество рядов откинутых стульев. Присутствовали: Еремеев, Рябуха, Кущ, эксперты – взрывотехники, Багайлюк, несколько человек я видел впервые. Я сидел, пристегнутый наручниками к конвоиру.

Мне сообщили, что нужно будет показать места в городе, где я якобы «приобретал» составляющие компоненты взрывного устройства; где и как собирал взрывное устройство; и где «передавал» его Харитонову. Я наотрез отказался, заявив, что не смогу все это придумать. Милиционерам мой отказ очень не понравился, особенно разозлился Рябуха.

 Меня снова отвели в 220 или 222 кабинет. Рябуха и Куковинец стали оскорблять меня, угрожать. Посадили на стул возле левого (Куковинца) письменного стола, наносили множественные удары ладонью по лицу, кулаком в затылочную и височную области головы.

Затем появилась Половникова. Меня посадили на стул в центре кабинета, они (Половникова, Рябуха и Куковинец) стали вокруг меня – один спереди, двое – по бокам, и все трое стали одновременно орать на меня, оскорблять, угрожать и наносить удары ладонями по лицу и голове.

Примерно в обеденное время, все в том же кабинете № 220 или 222, Рябуха остался со мной наедине. Он сказал, чтобы я снял с больной ноги эластичный бинт и медицинскую сеточку, не пояснив – зачем. После этого, он сложил их в пакет на застежке и выдал мне новый эластичный бинт. Делалось это без понятых, адвоката, и вообще без чьего либо присутствия.

Также Рябуха забрал у меня сандалии и футболку, а выдал мне мои же вещи, которые находились в рюкзаке (тот рюкзак, который у Сергея забрали еще в машине, и который несколько дней неизвестно где «кочевал», и неизвестно, что делали с его вещами все это время – прим. Деминой): синие шлепанцы фирмы NIKE и серую футболку фирмы NIKE.

Примерно в это же время, в этом же кабинете меня осмотрел врач 9-й городской больницы Лаптов, который сразу же определил повреждение правого голеностопного сустава.

Вечером Половниковой Жанеттой Юрьевной была проведена психофизиологическая экспертиза. Проводилась в одном из кабинетов ЗГУ. Половникова сидела за моей спиной и задавала вопросы. Так как я не спал уже третьи сутки, то постоянно засыпал.

В кабинете с нами находился оперуполномоченный Куковинец. В середине исследования Половникова решила сделать 30-минутный перерыв и оставила меня наедине с Куковинцем. Он сразу же стал орать на меня, оскорблять и угрожать. После этого исследование продолжилось.

Хочу отметить, что мое письменное согласие (что является обязательным условием при исследовании на полиграфе), у меня не отбиралось. У Половниковой не было никаких разрешающих документов на проведение данной экспертизы;

 Не было документов на полиграф;

 Нет ни полиграмм, ни вообще каких-либо записей – проверить данную экспертизу не может никто; фото и видеосъемка не проводились.

 Также, данный эксперт перед началом исследования лично сняла у меня с шеи серебряную цепочку с серебряным медальоном, на котором с двух сторон были нанесены рунические символы.

После этого Дудченко и Куковинец усадили меня в автомобиль ВАЗ красного цвета и повезли в Заводский райотдел. По дороге они остановились в районе проспекта Металлургов, справа от Макдональдса, и в киоске мне купили бутылку 1,5 литра минеральной воды и две пачки сигарет «Давыдов».

В Заводском райотделе меня поместили в камеру №3, где находился еще один человек, и мы вдвоем провели в этой камере 10 суток. В камере было три скамейки, буквой П, и круглый стол по центру. В правом, от входа, углу был рукомойник с оторванным шлангом. Воды не было. Туалета не было. Спал на скамейках, матрасы выдавались на ночь. За десять суток, проведенных в камере райотдела, один раз разрешили помыться в коморке без света (это в 40 градусную жару – прим. Деминой), справа от туалета. И один раз вывели в наручниках на задний дворик подышать 20 минут свежим воздухом. В туалете света не было, вывести могли не всегда.

В понедельник утром 02.08.2010 года меня вызвали в один из кабинетов Заводского РОВД. Там был Штыров. Когда меня привели, он велел всем выйти и мы остались вдвоем. Штыров заявил, что мне необходимо указать на человека, у которого я якобы приобрел детонатор. Так же Штыров сообщил мне, что «генерал (Зима) скоро уедет, поэтому я все равно скажу все, что требуется». Так же Штыров сказал мне примерно следующее: «Демин, ты мне уже по ночам снишься. За тебя столько людей звонило».

После этого меня посадили в автомобиль Шкода синего цвета. Внутри впереди были водитель и Штыров, меня посадили сзади, причем руки застегнули наручниками сзади. Приехали в ЗГУ, поднялись опять в 220 или 222 кабинет.

Со мной начал беседовать Рябуха. Во-первых, он мне сообщил, что задержана и содержится в камере моя мама  Демина Ольга Николаевна. Как сказал Рябуха, за админ. нарушение. Поэтому от моего желания давать показания может зависеть время ее пребывания в камере. Рябуха требовал от меня указать на человека, у которого я приобрел детонатор и указать место на рынке, где я приобретал «серебрянку», провода и батарейки. При этом он опять оскорблял меня, в этом же кабинете в наручниках заставлял отжиматься от пола, а когда сил уже не было, бил стопой ноги в область ребер, но не сильно, чтоб не сломать их. Так же нанес несколько ударов кулаком в область грудины.

Забыл добавить следующее: днем раньше 01.08.2010 года, в этом же кабинете опер Куковинец так же наносил мне удары кулаком в область грудины, при этом я стоял возле стены, слева от входа. Куковинец говорил, чтобы я отошел от сейфа. При этом он оскорблял меня, говорил, что бить и пытать меня будут, пока не сознаюсь, что в ЗГУ есть подвал, меня опустят туда, будут издеваться и снимать все на видео. Сказал, что маму посадят, а когда я выйду на свободу, то не буду даже знать, где могилы мамы и бабушки. Сказал, что брат (Харитонов) вскроет себе вены.

02.08.2010 года вечером около 16-ти часов провели очередной допрос, во время которого я заявил, что сайт, на котором была схема взрывного устройства, найти не смогу и названия его не помню.

На следующий день 03.08.2010 года, во вторник, в первой половине дня меня доставили в ЗГУ и мы снова собрались в актовом зале. Милиционеров было много, и среди них был Рябуха. Его не называли, как участника следственного действия, однако на видео он запечатлен. Этот человек вообще, словно тень, затем постоянно присутствовал почти на всех допросах и воспроизведениях.

Я придумывал обстоятельства приобретения составных частей взрывного устройства, сборки, передачи, приобретения детонатора у своего знакомого Александра С.

После того, как все это было записано на видео, мне выдали кепку, солнцезащитные очки, руки одели в одни наручники, а вторыми пристегнули к конвоиру. Мы все погрузились в белый микроавтобус и стали ездить по городу, в те места, что я указал: рынок Анголенко, радиорынок, квартира по адресу: ул. Украинская 43/21, детская площадка возле Церкви, двор, где проживал Александр С.

В дальнейшем, абсолютно все факты, указанные мною в ходе данного допроса и воспроизведения, были опровергнуты самими же сотрудниками милиции, и не подтвердились.

Хочу отметить следующее: во время воспроизведения обстоятельств сборки мною взрывного устройства мы прибыли на место моего проживания по адресу: ул. Украинская 43/21. Замка во входной двери не было, она была просто привинчена несколькими шурупами! Отсутствовали: вся моя коллекция холодного оружия, пропали некоторые предметы одежды. На полу были вырезаны куски линолеума. Как позже сказал мне Рябуха, все это делалось без меня и по той причине, что первый обыск не дал никаких результатов (как в прочем, и этот обыск не дал ничего – прим. Деминой).

Так же, в этот день 03.08.2010 года, во вторник у меня состоялась очная ставка с Александром С., в ходе которой нас посадили рядом друг с другом и нарисовали одинаковые схемы: две батарейки крона, перемотанные изолентой, и подсоединенные к ним два проводка и лампочка. Так в нашем представлении выглядел детонатор. Естественно, все, что мы нарисовали – в дальнейшем не подтвердилось.

 Перед очной ставкой с Александром С., со мной наедине беседовал следователь Шарнин. Во время беседы он сообщил мне, что в конструкции электронных часов, используемых во взрывном устройстве, был вырван динамик.

Так же, в этот день, вечером со мной общались Дудченко и Куковинец. От них мне стало известно, что для того, чтобы Александр С. согласился сознаться в изготовлении детонатора, они его сильно били. В дальнейшем мне стало известно, что насилие применялось и к его жене.

Так же в один из дней августа я был доставлен в ЗГУ, меня отвели в кабинет на втором этаже, где я впервые общался с генералом Зимой. В кабинете находилось двое – следователь Багайлюк Л.Н. и человек в штатском, который не представился. У него на локте был шрам, похожий на шрам от ожога.

Данный человек сказал, что его не было все эти дни, так как он был в отпуске. Он так же сказал, что я не похож на преступника и не создаю впечатление человека, который «не дружит с головой», который мог бы взорвать храм, поэтому не очень-то верит в мою причастность к данному преступлению.

Затем они спросили: «если не я взорвал, то кто тогда?» (А поискать настоящих преступников не пробовали? – прим. Деминой).

 После десяти суток пребывания в душной камере Заводского райотдела, меня перевезли на ИВС. Пару раз на ИВС меня навещал Рябуха. Меня выводили в кабинет без окон, слева от входа, кроме стола и стульев там ничего не было.

 Рябуха говорил, что если я что-нибудь захочу дополнить, добавить, вспомню, то чтобы я вызвал дежурного и сообщил ему, что хочу встретиться. 16 августа я был доставлен в СИЗО города Запорожье, где нахожусь, по сей день.

 В августе 2010 года, приблизительно 20-го числа, я снова был доставлен из СИЗО на ИВС, а оттуда в ЗГУ. В ходе допроса я изложил правду: что я действительно непричастен к данному преступлению, полностью описал свой распорядок дня 28-го июля, указал, что опасался за свою жизнь и за жизнь близких, что мне угрожали расправой сотрудники милиции.

Для следователя Еремеева и адвоката Куща это была полная неожиданность, ведь я никому до допроса не сообщил, что хватит выдумывать и буду говорить правду.

Однако примерно через неделю после этого допроса, я вновь был доставлен из СИЗО на ИВС, оттуда в ЗГУ, где меня ждал Штыров. Первые его слова при встрече были следующие: «пока я был в отпуске, ты опять наговорил не то, что нужно». Меня привели к нему в кабинет, кабинет находился на втором этаже и там я был впервые. Располагался он по левой стороне коридора (по движению вперед). Состоял из двух комнат. В первой был стол, за которым сидела девушка милиционер; в левой стене была дверь, ведущая во вторую комнату. Там был стол буквой Т, на столе был плоский монитор, на котором в квадратиках было видеоизображение с видеокамер из различных районов города.

Штыров вел себя подозрительно дружелюбно, предложил кофе, сказал, что он лично ведь меня не бил, так – отпустил палу «лещей», но ведь не подвешивали и кулек на голову не одевал. Сказал, что знаком с моим деканом факультета физвоспитания  Зайцевой.

Затем сказал, что необходимо снова сознаваться, что я могу пойти, как соучастник, большего наказания не будет, что можно вообще ограничиться условным сроком, только необходимо будет указать некоторые моменты. Что необходимо думать о родных: маме, бабушке. Затем он заявил примерно следующее: «ну а если будешь быковать, получишь на полную, я тебе гарантирую».

Я находился у него в кабинете довольно долго – ждали приезда адвоката Куща, который ехал или с Бердянска, или с Приморска. Затем меня перевели в другой кабинет, состоящий из двух комнат. Там находилась 4-5 сотрудников милиции, одного звали Степан Пивоваров (у него синий автомобиль Honda), пристегнули наручниками к стулу и ждали Куща. Милиционеры играли на компьютере.

Находясь в СИЗО, 31.08.2010 года, я написал жалобу в прокуратуру, где указал всю правду о своей непричастности к данному преступлению, о пытках в милиции, но естественно, в прокуратуре нарушений не обнаружили.

По поводу прокуратуры. Начиная с самого первого дня моего задержания (30 июля 2010 года) и все последующие дни, я ни разу не видел и не общался ни с одним работником прокуратуры – их не было вообще!

Подписи прокурора нет ни на одном документе, их не видно ни на одном видео файле, я еще раз повторю: потому что во время этого кошмара прокурор ни разу не присутствовал. О каком же тогда соблюдении законности можно говорить, если прокуратура ничего не контролировала.

 Я описал основные моменты недозволенных методов в отношении меня. Конечно, их было намного больше, но прошло уже больше трех лет, и естественно, все помнить невозможно. Все, что я описал выше – правда, от первого до последнего слова.

 Все изложенные факты подтверждаются документально – материалами данного уголовного дела, показаниями свидетелями на судебном следствии, показаниями работниками правоохранительных органов, экспертизами и материалами судебного следствия.

 При желании, изложенные мною факты легко проверить, и Вы убедитесь, что я написал правду и только правду.

Уважаемые журналисты ТВ «Скрытая правда»! Я, Демин Сергей Сергеевич, назначенный на роль «виновного» в «Деле пономарей» запорожскими правоохранителями при содействии Запорожской прокуратурой, и незаконно осужденный Жовтневым районным судом г.Запорожья без единого доказательства вины, Богом клянусь Вам, что ни я, ни Харитонов, ни Федорченко никоим образом не причастны к взрыву в храме 28.07.2010 года.

Прошу Вас о содействии в организации расследования пыток и применения недозволенных методов в отношении меня, Демина Сергея и моих товарищей по несчастью.

Помогите пожалуйста!

«Дело пономарей» – позор правоохранительной и судебной системы всей Украины!

С глубоким уважением, невинно осужденный, Демин Сергей Сергеевич.

05.09.2013г.                                          

Демин С.С.                                     подпись