Иван Балакирев, шут Петра I, был сыном бедного дворянина. В отличие от многих представителей его профессии, он не рядился в потешные наряды и даже не притворялся дураком. Сначала он по протекции камергера Монса стал камер-лакеем императрицы Екатерины I. Выведывал придворные сплетни и новости, сообщал ей. Царю он нравился за остроумие. По той же причине случалось Балакиреву опасаться за свою неприкосновенность.

Как-то решил царь узнать у шута, что говорят в народе о строительстве новой столицы — Санкт-Петербурга. И услышал:

— Царь-государь, народ говорит: с одной стороны море, с другой — горе, с третьей мох, с четвёртой — ох!

Разгневанный Пётр, схватив свою трость, стал охаживать шута, приговаривая: «Вот тебе море, вот тебе горе, вот тебе мох, а вот ещё и ох!». Было так или не было, а в народе действительно так говорили. А то и добавляли, что воздвигают город на крестьянских костях.

В другой раз, вроде бы, Пётр поинтересовался:

— А правду ли говорят при дворе, что ты дурак?

— Слухам не верь, Пётр Алексеевич. Всякое говорят. Они и тебя называют умным, но кто же этому поверит.

Рассердился царь. Бить наглеца не стал, а приказал:

— Вон с глаз моих и с земли русской!

Пришлось Балакиреву спешно покинуть столицу. Пересёк он шведскую границу. За малую плату пограничная стража позволила ему насыпать мешок местной земли и удостоверила, что она — шведская. На этом мешке и вернулся Балакирев в Санкт-Петербург.

Стал он разъезжать таким образом по городу, пока его не встретил Пётр.

— Ну, теперь пеняй на себя, коли ослушался моего приказа, — сказал император.

— Не извольте гневаться, ваше величество! — отвечал шут. — Я на шведской земле нахожусь. — И указал на мешок.

Другая байка. Пётр I поручил Меншикову какое-то дело. А тот, не желая им заниматься, стал возражать. Решение отложили на следующий день. И когда Меншиков снова начал спорить с царём, появился Балакирев. В одной руке он держал курицу, в другой решето с яйцами.

— Прости, царь-государь, послушай челобитную от сей важной птицы…

Он произнёс жалобу курицы на яйца, которые поучают её. А потому за оное ослушание она просит государя сделать из них добрую яичницу.

— Справедлива ли жалоба? — улыбаясь, спросил Пётр присутствующих. Все со смехом ответили утвердительно, прекрасно поняв намёк, лишь Меншиков насупился. Ему-то и поручил царь приготовить яичницу.

Говорят, что после войны с Персией, в которой участвовал Балакирев, Меншиков при других вельможах спросил его:

— Ты, дурак, в Персии побывал, а какой у персиян язык, не знаешь.

— А вот и знаю, — ответил Балакирев.

— Ну, и какой же?

— А вот такой, как у тебя и у меня, — и шут показал ему язык.

Когда на обеде у князя Меншикова гости хвалили обилие и достоинства подаваемых вин, Балакирев отозвался:

— У Данилыча всегда найдётся много вин, чтобы невинным быть.

…Однажды Балакирев упал в ноги царю:

— Воля твоя, Алексеич, хватит мне быть шутом. Перемени мне это звание на другое.

— Да какое же? Дурака? Чай, хуже будет.

— Назови меня царём мух, да выдай такой указ.

Пётр исполнил его просьбу. И вот на застолье, где присутствовали знатные господа, Балакирев, с важным видом гулявший по зале с мухобойкой, колотя мух, подкрался к заведующему дворцовым хозяйством, отменному казнокраду, и хлопнул его по лысине.

— Ты что делаешь? — вскричал Пётр.

— Не извольте беспокоиться, ваше величество, — отвечал царь мух. — Одна из моих подданных крала твои царские запасы, вот я её и наказал.

Обратился как-то Балакириев к Петру с просьбой наградить его за верную службу.

-Что же ты, дурак, хочешь? — спросил, смеясь, Петр.

-А дай мне, царь-батюшка, указ, чтобы я где ни попадя мог стрелять воробьев.

-Ну изволь, вот те указ. — Умирая со смеху, Петр написал требуемую бумагу.

Спустя несколько дней у знатного вельможи собралась большая компания. На правах шута Балакириев мог открывать любые двери, даже если хозяин совсем не хотел его видеть. За обеденным столом шут незаметно пригнулся, развязал припасенный мешок и выпустил несколько десятков воробьев, которые тут же облепили все зеркала, статуи, окна, вазы и мебель дворца. Пока гости глазели на пернатых, не понимая, откуда они взялись, Балакириев достал ружье с пистолетом и начал палить по птицам что есть мочи.

Вазы, зеркала, статуи — все рушилось под пулями шута. Опомнившись, хозяин и гости бросились к дебоширу, но он преспокойно показал им царский указ и продолжал разносить вельможные хоромы. Устроив во дворце полный разгром, Балакириев с чувством выполненного долга и глубокого удовлетворения отправился к себе домой.

Хозяин дворца, сановный вельможа, тут же подал государю жалобу на дерзкого шута. Разгневанный царь вызвал пред свои грозные очи Балакириева, но тот сказал ему: «Не сердись, царь-батюшка, ведь я все сделал по твоему указу. А ты впредь не давай указов-то не подумавши. А вот известный тебе вельможа, о котором вчера в Сенате докладывали, пуще моего натворит, ежели ему дело доверишь».

Петр отобрал у Балакириева указ, разорвал в клочья и простил шута за разгром дворца, а указанной им персоне важных дел не доверял.

А вот еще одна поучительная история на схожую тему. Один молодой и знатный повеса постоянно просил своих покровителей по блату устроить его на доходное и теплое местечко. Те, в свою очередь, настолько надоели своими просьбами Петру, что он был уже почти согласен утвердить молодого человека на должность, совсем мало его зная. И вот в назначенный день и час юноша явился на аудиенцию к государю.

Балакириев узнал об этом и решил сам проверить, на что способен претендент на столь важный пост. Придя к царским покоям, шут поставил у дверей лукошко яиц и уселся на них сверху. Когда соискатель подошел к дверям, Балакириев спросил его, зачем он пришел. Услышав ответ, шут сказал, что, кроме него, доложить царю о визите некому, но он занят, так как высиживает цыплят, отойти не может, иначе яйца остынут и пиши пропало. Вот если бы молодой человек посидел на лукошке вместо него, то он быстро бы сбегал и доложил царю о его визите.

На удивление шута, знатный повеса тут же согласился. С трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Балакириев с величайшей осторожностью встал и побежал к Петру:

-Вот, погляди, государь, на что способен тот, кому ты хочешь доверить столь важный пост!

Петр вышел в переднюю и, увидев юного вертопраха на лукошке с яйцами, воскликнул:

-Вот истинно то место, которые ты заслуживаешь! Я было ошибся, да спасибо Балакириеву, выручил!

Придворный, обиженный шуткой Балакирева, как-то сказал ему:

— Тебе люди, как скоту какому-нибудь, дивятся.

— Неправда, — ответил он. — Даже подобные тебе скоты удивляются мне как человеку.

О шуте Балакиреве немало сохранилось анекдотов. Трудно сказать, насколько они правдивы. Известно только, что в 1724 году он был арестован вместе с Монсом за «разные плутовства», бит батогами и сослан. Вернули его ко двору при императрице Анне Иоанновне. Но при ней шутовство обрело грубые и уродливые формы. Впрочем, оно вполне соответствовало потребностям двора петровской племянницы. После нее институт шутовства в России сходит на нет

По материалам из открытых источников