Ну,  разве  мог  я  предположить,  что  через  58  лет  побываю  снова в  местах,  где  когда-то  начиналась  моя  трудовая  деятельность – в  Горно-Бадахшанской  автономной  области  республики  Таджикистан!  А  вот  поди  ж  ты,  побывал.  Правда,  виртуально, благодаря Интернету,  но  все  же…

«Ночь  дервиша»  в  долине  Шахдара

Недавно  в  интернете  прочитал  статью  памирского  журналиста  и  писателя   Курбана   Аламшоева,  которая  называется   «На  Памире  прошла  «ночь  дервиша».  В  ней  сообщается,  что  в  августе  прошлого  года,  у  предгорья  селища  Бодом  Рошткалинского  района  прошел  вечер  традиционной  музыки  и  песнопения  «Шаги  дарвиш» (ночь  дервиша).   Звуки  бубна,  рубаба,  тара,  чанга  и  танбура  не  утихали  до  самого  рассвета.

кишлак Бодом

Чем  же  заинтересовала  меня  эта  статья?   Прежде  всего,  тем,  что  в  ней  названо  селище  Бодом.  А  это  же  тот  самый  высокогорный  кишлак,  где  в  1957  году  я  работал  учителем  русского  языка.  Оттуда  уходил  и  в  армию.  И  с  тех  пор  у  меня  не  было  никакой  связи  с  этим  краем,  никакой  информации  о  кишлаке  и  его  людях,  которых  и  сегодня  я  вспоминаю  с  большой  благодарностью.   Чтобы  у  читателей  сложилось  определенное  представление  об  этом  суровом,  но  не  лишенном  удивительной  красоты  крае  и  традициях  живущих  там  людей,  приведу  некоторые  подробности  из  статьи  Курбана  Аламшоева.

«Для  «Шаби  дарвиш»  было  выбрано  святилище  Худжан  Нур.  Это  оригинальная  площадь  среди  высочайших  гор  с  просторным  зеленым  естественным  газоном  на  высоте  примерно  2600  метров  над  уровнем  моря.  Здесь,  из-под  огромных  скал,  с  высоким  давлением  выходит  наружу  хрустальная  горная  вода.  На  зеленый  газон  бросают  тень  толстые  высокие  деревья  редкой  породы  «рим» — местной  березы,  которых  вокруг  святилища  десять.  Эти  деревья  не  могут  не  привлекать  внимание  человека.  Во-первых,  потому,  что  кроме  них  на  такой  высоте  не  встречается  ни  одно  дерево,  даже  другой  породы.  Во-вторых,  они  очень  крепкие,  большие  и  толстые,  что  не  привычно для такого рода  дерева  в  этих  местах.   

Старожилы  долины  Шахдары,  где  находится  святилище  Худжаи  Нур,  говорят,  что  это  самое  древнейшее  святилище  Памира.  Оно  является  паломническим  местом.  А  люди  приходят  сюда  со  всех  уголков  Памира  для  того,  чтобы  сбылись  их  желания.  После  поклонения  богу  перед  святилищем  они  опускают  свои  руки  в  холоднейший  родник,  который  течет  рядом.  Если  на  ладони  попадет  червь,  значит,  желание  сбудется.  Если  попадет  камешек – вероятно  сбудется.

В  этот  день  к  подножию  Худжаи  Нур  пришло  около  тридцати  певцов  народной  музыки  и  мастеров  по  изготовлению  народных  инструментов  из  четырех  районов  Памира.  Церемония  началась  в  полдень.  Перед  началом  первой  части  вечера,  все  его  посетители  были  угощены  старинным  традиционным  блюдом – бодж,  которое  изготовляется  из  отрубей  пшеницы  и  целой  баранины.

   …Организаторами  данного  мероприятия  выступило  республиканское  общественное  объединение,  культурный  центр  «Ашо».  А  в  осуществлении  этой  идеи  оказали  помощь  активисты  и  любители  кишлачной  организации  Бодом   Рошткалинского  района.  По  словам  Едгора  Одиномамадова,  директора  культурного  центра  «Аша»,  основная  цель  этого  мероприятия,  которое  состоялось  в  рамках  проекта  «Сохранение  и  продвижение  музыкального  наследия  Памира»,  является  защита  и  сохранение  памирской  народной  традиционной  музыки  и  песнопения.

    …Старожил  из  кишлака  Бодом  Давлатшо  Лутфишоев,   который  присутствовал  на  этом  вечере,  сказал,  что  он  еще  от  деда  слышал  о  проведении  подобных  мероприятий.

    … С  наступлением  сумерек  участники  вечеринки  спустились  в  кишлак  Бодом.  Вторая  часть  вечеринки  была  проведена  в  памирском    традиционном  доме.  Выступил  на  этом  вечере  и  знаменитый  народный  певец  из  Рошткалинского  района    Акбар  Рахматшоев»

Дорога    Душанбе — Хорог

А  теперь  о  том,  как  я  попал  на  Памир,  и  как  мне  жилось  в  том  самом  кишлаке Бодом,  о  котором  так  тепло  и  по-доброму  вспоминает  памирский  журналист  и  писатель  Курбан  Аламшоев.  После  окончания  средней  школы  в  1955  году  я  поступил  в  двухгодичный  учительский  институт  в  городе  Урюпинске  Волгоградской  области,  который  в  том  же  году  был  преобразован  в  педучилище. Год  проучился  в  Урюпинске,  а  потом  наше  педучилище  перевели  в  город  Аркадак  Саратовской  области,  которое я закончил  в  1957  году. По  распоряжению  Министерства  просвещения  СССР   60  или  70  выпускников  нашего  училища  были  направлены  в  Таджикистан  для  преподавания  в  семилетних  школах.  В  их  числе  оказался  и  я. 

Сталинабад, 1953 год

Приезжаем  в  Сталинабад  (ныне  Душанбе),  столицу  Таджикистана.  В  Министерстве  просвещения  республики  нас  распределили  по  областям.   Я  и  еще  человек  15  выпускников  попали  в  Горно-Бадахшанскую  автономную  область.  Это в  560  километрах  от  Сталинабада, на границе  с  Афганистаном. Были  среди  этой  группы  ребята  и  девушки.  Всех  не  помню,  запомнились  лишь  Игорь  Каверин,  Иван  Гоценко  и  Нина  Дорошец.

Добраться  до  центра  ГБАО  можно  было  только  самолетом,  автомобильный  пассажирский  транспорт  туда  не  ходил,  дорога  была  опасная.  И  вот  мы  прожили  в  Сталинабаде  недели  три,  потому  что  в  горах  была  нелетная  погода.  Летной  погоды  мы  так  и  не  дождались.  Стали  настаивать,  чтобы  нас  отправили  грузовой  машиной.  В  Министерстве  возражали,  не  соглашались,  не  хотели  брать  на  себя  ответственность,  потому  что  это  опасно.  Но  мы  настаивали,  приближался  учебный  год,  и  нам  хотелось  скорее  попасть  к  месту  своей  работы.  В  конце  концов,  Министерство  пошло  на  компромисс.

—   Хорошо, — сказал  министр, — мы  можем  вас  отправить  на  Памир  грузовым  такси,  но  при  условии,  что  каждый  из  вас  даст  расписку  о  том,  что  готов  ехать  машиной  добровольно,  вопреки  запрету. 

Естественно,  все  мы  с  легкостью  дали  такие  расписки.  Мы  же  не  знали,  что  такое  горная  дорога – это  раз.  Во-вторых,  в  молодости  никакие  опасности  не  пугают,  на  все  смотришь  сквозь  розовые  очки,  с  налетом  наивности.

В  путь  мы  отправились  вечером,  ехали  всю  ночь.  Что  представляла  наша  дорога,  не  видели,  было  темно.  А  когда  рассвело,  когда  с  нас  слетела  ночная  дрема,  мы  увидели  что-то  страшное,  пугающее.   Над  машиной,  то  есть,  над  нами,  нависала  каменная,  громадная  скала. 

дорога Хорог — Душанбе

Дорога,  по  которой  мы  ехали,  была  сантиметров  на  двадцать,  не  более,  шире  размаха  колес  машины.  Практически  колесо  машины  шло  над  пропастью.  И  нужна  была  большая  осторожность  со  стороны  водителя,  чтобы  не  улететь  вместе  с  машиной  в  эту  бездну. Но,  я  так  думаю,  что  страхи  были  необоснованны,  потому  что  нас  вез  один  из  лучших  водителей  Таджикистана,  таджик  лет  сорока  пяти. Жаль,  что  не  запомнил  его  имени,  это  был  настоящий  ас.  Я  и  сегодня  вспоминаю  этого  человека  с  благодарностью. 

Все  три  дня  нашего  горного  путешествия  мы  видели  вокруг  себя  высокие  горы  со  снежными  вершинами  и  водопады.  И  камни,  камни,  камни…   Никакой  живой  растительности,  кроме  редких  деревьев,  умудрившихся  уцепиться  в  щелях  камней.  Запомнились  два  водопада,  отстоявших  недалеко  друг  от  друга.  Один  из  них  с  горячей  водой,  другой – с  холодной.  Но  самое  интересное,  что  это  была  не  простая  вода,  а  минеральная,  лечебная.  Водитель  даже  остановил  машину,  чтобы  мы  могли  попробовать  той  и  другой  воды.  Я  так  думаю,  что  он  таким  образом  рекламировал  свой  край,  который,  несомненно,  любил  и  хотел  его  представить  с  лучшей  стороны.

Город  Хорог  — центр  ГБАО – особого  впечатления  на  нас  не  произвел.  По  площади  это  скорее  был  небольшой  рабочий  поселок.  Только  государственные  учреждения  одноэтажные:  облисполком,  милиция,  школа,  театр  им.  Айни,  ресторан  «Бадахшан»,  женское  педучилище.  И  несколько  одноэтажных  жилых  домов  для  чиновников.  Вот  и  весь  город.

 Навруз  бек

В  облоно  нас  приняли  хорошо,  распределили  по  школам  области.  Мне  досталась  семилетняя  школа  им.  Вышинского  в  высокогорном  кишлаке  Бодом    Рошткалинского  района.  По-моему,  это  в  километрах  15-20  от  Хорога.  Объяснили,  как  добраться  туда.  От  Хорога  до  райцентра,  сказали,  идет  грузовая  машина.  Она-то  и  довезет,  мол,  меня  до  такого-то  местечка,  а  там  меня  встретит  проводник,  который  и  проводит  меня  в  кишлак  Бодом. 

И  вот  я  остаюсь  один  в  горной  долине,  которая,  если  я  не  ошибаюсь,  носит  название  Шахдары,  ожидаю  проводника.  Появляется  молодой  горец  примерно  моего  возраста,  на  достаточно  нормальном  русском  языке  объяснят,  что  он  и  есть  тот  проводник,  которого  я  ожидаю.  Познакомились.  Его  зовут  Навруз.  Несмотря  на  жаркий  августовский  день,  одет  тепло,  в  ватной  фуфайке,  на  голове   — тюбетейка.

Долина Шахдара

Оглядываюсь   кругом.  Сплошные  горы,  упирающиеся  вершинами  в  небо,  и  голубой  круг  неба  над  головой.  Навруз  молча  идет  впереди,  в  руках  несет  какую-то  доску.  У  меня  в  руках  небольшой  чемоданчик,  практически  пустой.  Поднимаемся  по  крутым  ступенькам – с  камня  на  камень.  Через  полчаса  я  уже  задыхаюсь,  пот  течет  с  меня  ручьем.  А  мой  проводник  идет,  как  ни  в  чем  не  бывало,  легко  преодолевая  крутой  подъем  в  гору.  Мне  хочется  пить.  Я  припадаю  к  горному  ручью,  бегущему  со  снеговых  вершин.  Вода  кристально  чистая,  но  холодная,  ломит  зубы.  Заметив  мою  усталость,  горец  оборачивается,  опускает  доску  рядом,  садится.

—  Садись,  отдохни, — предлагает,  – а  воду  ты  не  пей,  уставать  будешь.

 Наконец,  мы  оказались  на  плоском  склоне  горы,  где  кроме  камней  обозначились  и  признаки  земли,  и  даже  какая-то  зеленая  растительность  типа  карликовых  деревьев.  А  еще  я  заметил  несколько  холмиков  из  битого  камня,  напоминающих  собой   обычную  груду  камней,  внизу  которой  имеется  отверстие.

—  Вот  мы  и  пришли, — сообщил  Навруз. – Это  и  есть  наш  кишлак  Бодом.

Было  бы  неправдой,  если  бы  я  сказал,  что  кишлак  Бодом  понравился  мне  при  первой  встрече  с  ним.  Это  не  так.  Напротив,  мне  выросшему  в  степной  зоне,  привыкшему  к  определенному  виду  стандартов  жилья,  сначала  все  показалось  слишком  убогим  и  примитивным.  Но  это  с  первого  взгляда. 

Чуть  позже,  бывая  в  гостях  у  памирцев,  я  убедился,  что  их  ошхана (так  называют  они  свое  жилище),  довольно  практичное  изобретение  в  суровых  горных  условиях.  Кстати,  первую  свою  ночь  я  провел  именно  в  такой  ошхане,  куда  определил  меня   Навруз.   Я  не  помню  фамилий  и  имен  хозяев  той  ошханы ,  но  помню  их  душевную  теплую  приветливость,  которую  проявили  они  ко  мне  тогда.

На  второй  день  состоялось  знакомство  со  школой  и  педколлективом.    Учителя   —  мужчины,  директор  школы – тоже.  И  только  учительница  начальных  классов – женщина.  Все  они  таджики,  памирцы.  По-русски  разговаривают  сносно. Что  собой  представляла  школа?  Обычное  строение  с  плоской  крышей  и  в  отличие  от  жилищ  с  застекленными  небольшими  окнами.  В  школе – небольшие  сени  и  две  комнаты:  учительская  и  класс.  Полы  земляные.  Но  парты  в  школе  самые  настоящие.  Учащихся  в  школе  человек  15 – 20,  не  больше.  Старшие (5-7)  классы  занимались  в  первую  смену,  а  начальные – во  вторую.  Русский  язык  я  преподавал,  начиная  со  второго  класса.

— А  теперь, — сказал  директор, — пойдем,  я  покажу  тебе,  где  ты  будешь  жить.

И  подвел  меня  к  четырехугольной  коробке  с  плоской  крышей  размером,  примерно  3х4  метра.  В  стене – небольшое  оконце. 

 — Это  мы  специально  сделали  квартиру  для  русского  учителя, — с  явной  гордостью  сообщил  он.

Открываем  деревянную  дверь,  входим  в  так  называемую  квартиру.  Пол  земляной.  Столик  небольшой  самодельный  из  досок.  И  такая  же  самодельная  деревянная  кровать.  Стульев  нет,  стены  обмазаны  глиной.  Железная  печка-буржуйка  с  выводом  трубы  наружу.  Ну,  что  ж,  я  и  этому  был  рад.  По  крайней  мере,  здесь   я  буду  сам  себе  хозяин.

Так  началась  моя  педагогическая  деятельность.  Утром  приходил    в  школу,  заходил  в  класс.  Я  не  знал  ни  слова  по-таджикски,  мои  ученики  не  знали  ни  слова  по-русски.  Во  втором  классе  было  проще,  там  все  начиналось  с  нуля.  Допустим,  я  брал  мел,  показывал  детям,  спрашивал,  что  это.  Они  хором  отвечали:  «бур».  Я  говорил: «мел».  Они  хором  повторяли  за  мной: «мел».  И  так  по  каждому  предмету,  по  каждой  вещи.  Тем  более,  что  в  школе  были  специальные  учебники  для  каждого  класса,  где  таджикские  слова  были  написаны  русскими  буквами.  И  над  каждым  словом  стояло  ударение. 

Значительно  сложнее  было  в  5-7  классах.  Там  по  программе  уже  надо  было  изучать  части  речи  и  т.д.  А  у  детей  не  было  совершенно  никакой  подготовки  по  русскому  языку.  Откуда  им  было  знать,  если  до  меня  он  не  преподавался.  Как  сказал  мне  директор,  я  был  первым  русским  учителем  в  их  кишлаке.   Но  потихоньку  дело  шло,  ребята  к  учебе  относились  добросовестно.   

С  коллегами  по  работе  у  меня  с  первых  дней  установились  самые  доверительные,  товарищеские  отношения.  Между  нами  было  полное  взаимопонимание  во  всем.  Встречались  мы  не  только  в  школе,  но  и  в  свободное  от  занятий  время.  Общение  с  ними  помогало  мне  узнавать  не  только  обычаи  и  традиции  памирцев,  но  и  было  источником  пополнения  моих  знаний  по  истории  Таджикистана. 

Но  главным  моим  учителем,  переводчиком  и  другом  был,  конечно,  Навруз, или  как  уважительно  все  его  называли  Навруз  бек.  Несмотря  на  его  молодость,  он  был  очень  мудрым,  достаточно  образованным  и  справедливым  человеком.  Обладал  прекрасным  чувством  юмора.  Рядом  с  ним  нельзя  было  скучать.  Именно  Навруз  познакомил  меня  с  молодежью  кишлака,  пригласив  на  комсомольское  собрание. Проходило  оно  в  школе.  Пришли  человек 8-10  молодежи.  Среди  них  было  и  две  девушки.  Что-то  там  обсуждали  по-своему,  шутили,  смеялись.  Одну  из  девушек  помню  даже  по  фамилии – Давлетова.   Спрашиваю  Навруза: « Обычай  ваш  не  запрещает  знакомиться  с  девушками?»

—  Понимаешь, — объяснил  он, — я  могу  тебя  познакомить  с  девушкой,  но  видеться  с  ней    ты  сможешь  только  днем.  После  захода  солнца  нашим  девушкам  обычай  запрещает  встречаться  с  мужчинами  или  парнями.

У  каждого  народа  есть  свои  кухонные  особенности – свои  национальные  блюда,  процедура  приема  пищи  и  т.д.  И  тут  Навруз  был  для  меня  незаменимым  учителем  и  переводчиком.  Причем  делалось  это  наглядно,  в  часы  приема  пищи,  когда  я  бывал  гостем  Навруза  и  его  родителей,  моих  соседей.  Вот  как  примерно  это  выглядело.   Все  сидят в  кругу  на  одеялах,  поджав  под  себя  ноги. В  центре  круга – большая  деревянная  чашка.  В  ней  какая-то  дымящаяся  похлебка.  Со  мной  рядом  сидит  Навруз,  добросовестно  выполняя  роль  переводчика.

—  Это  блюдо  называется  «ош».  Это  примерно  то  же  самое,  что  у  вас,  русских,  лапша.

В  чашке  лежит  что-то  вроде  половника.  Тоже  деревянное  изделие.  Это,  как  объяснил  Навруз,  ложка,  по-памирски  «чибак».  На  вопрос, почему  только  одна  ложка,  ведь  нас  здесь  несколько  человек,  Навруз   объяснил,  что  у  памирцев  такой  обычай.  Сначала  ложку  берет  хозяин,  старший  дома.  Потом  она  идет  по  кругу.  А  когда  с  «ошью»  было  покончено,  наступила  очередь  чаепития.

—  Ты  что  будешь – тыр  чой  или  шир  чой? – спрашивает  Навруз.

Прошу  объяснить,  в  чем  их  суть.

—  Тыр  чой – это  черный  чай,  а  шир  чой – это  вроде  вашего  какао. 

С  ним  мы  были  соседями,  и  не  было  дня  или  вечера,  чтобы  мы  не  встречались,  не  беседовали  на  самые  разные  темы. 

Благодаря  Наврузу,  через  месяц   моей  жизни  в  кишлаке  я  уже  знал  всех  его  жителей.  Сам  без  проводника  мог  спускаться  в  долину,  чтобы  закупить  продукты  в  магазине.  Приспособился  и  к  горному  климату.  А  он  там  резко  континентальный.  Днем  солнышко,  тепло,  а  ночью  чуть  ли  не  минусовая  температура.  И  это  в  августе-сентябре.  Но  любоваться  в  горах  есть  чем.  И  удивляться  есть  чему. 

Например,  утром  поднимаешься  с  постели,  выходишь  на  улицу,  смотришь  вверх – чистое  небо.  А  посмотришь  вниз,  в  ущелье – там  плывут  облака,  а  то  и  дождь  идет,  стоит  туман.  Непривычно  такое  наблюдать,  но  интересно.  Снеговые  вершины  гор  кажутся  с  тобою  рядом,  хотя  добраться  до  них  непросто. На  что  еще  обратил  внимание  в  кишлаке  Бодом?  На  то,  что  ни  одной  собаки  и  ни  одной  кошки  там  не  было.  Почему – не  знаю,  не  успел  выяснить.

В  школе  дела  шли,  скажем  так,  нормально.  Начальные  классы  уже  кое-что  освоили.  Намечались  сдвиги к  лучшему и  в  5-7-х.  Не  знаю,  как  бы  сложилась  моя  дальнейшая  жизнь  на  Памире,  но  в  конце  ноября  я  получил  из  военкомата  повестку  о  том,  что  я  призываюсь  в  армию.  Дело  в  том,  что  я  уже  имел  отсрочку  от  военной  службы,  поэтому  рассчитывать  на  новую  не  приходилось.  Такую  же  повестку  получил  и  Навруз.  В  кишлаке  началась  подготовка   к  отправке  новобранцев   на  военную  службу.  То  есть,  меня  и  Навруза. 

Как-то  я  узнал,  что  он  собирается  отправиться  на  высокогорное  пастбище,  чтобы  заказать  барашка  на  свои  проводы  в  армию.  Я  вызвался  тоже  отправиться  вместе  с  ним.  Мне  было  любопытно  взглянуть,  что  это  за  пастбища,  как  они  выглядят.  Идти  нам  пришлось  часа  полтора.  Только  поднимались  уже  не  по  крутым  ступенькам,  а  шли  по  ровному  склону  горы,  постепенно  поднимаясь  все  выше  и  выше. 

 — Мы  уже  пришли — указал  Навруз  на  каменный  шалаш,  похожий  на  ошхану,   И  действительно    над  ним   поднимался  дымок.  Значит,  здесь  есть  люди,  догадался  я.  Согнувшись,  ныряем  в  проем  каменного  шалаша.  Там  нас  встречает  женщина  средних  лет. 

—   Это  моя  мама, — объяснил  мне  Навруз.

Женщина  подает  мне  руку,  я  ей  — свою.  Она  целует  мою  руку,  я  — ее.  Таков  обычай  на  Памире  был.  Я  уже  знал  об  этом.  Там  мужчины  и  женщины  при  приветствии  обмениваются  рукопожатиями.  На  своем  языке  Навруз,  разумеется,  сообщил  маме,  что я  муалим  и  что  мы  вместе  идем  служить  в  армию.  Женщина  засуетилась,  достала  только  что  испеченные  пресные  лепешки,  сливочное  масло.  Мы  не  отказывались  и с  удовольствием  позавтракали.

И  вот  настал  день  проводов  новобранцев  в  армию.  Я  уже  говорил,  что  нас  было  всего  двое – я  и  Навруз.   По  этому  случаю  родители  Навруза  приготовили  вкусное  мясное  блюдо.  Что-то  вроде  шашлыка.  Ну,  а  я,  понимая,  что  у  горцев  нет  денег  и  им  не  на  что  купить  спиртное,  раскошелился  и  закупил  целый  ящик  питьевого  спирта.  Водки  тогда  в  магазинах  Памира,  насколько  я  помню,  вообще  не  водилось.  Только  спирт  96-градусный.  Наверное,  было  закуплено  бутылок  20,  не  меньше.

Собрались  все  близкие  и  знакомые  Навруза,  учителя.  Пили  спирт,  закусывали,  чем  бог  послал.  Веселились,  желали  нам  с  Наврузом  хорошей  службы,  просили  меня  приезжать  после  армии  в  кишлак.  Я,  конечно,  не  все  понимал  из  того,  что  говорилось.  Но  у  меня  был  хороший  переводчик – мой  друг  Навруз,  с  которым  мы  понимали  друг  друга  с  полуслова. 

Дорога  в  армию  была  утомительной  и  долгой.  На  грузовых  машинах,  крытых  брезентом,  в  сопровождении  работников  Хорогского  военкомата,  от  Хорога  до  города  Ош,  что  в  Киргизии,  мы  проехали   730  километров,  прошли,  по-моему,  три  перевала  горных.  От  Оша  до  места  назначения  ехали  уже  товарным  поездом. 

Месяца  полтора-два  в  городе  Ейске  Краснодарского  края  вместе  с  Наврузом  мы  проходили  карантин. После  этого  наши  дороги,  к  сожалению.  разошлись.  Как  сложилась  послеармейская  жизнь  моего  памирского  друга,  к  сожалению,  не  знаю.  Не  знаю,  как  живут  сегодня  и  жители   кишлака  Бодом.  А  очень  хотелось  бы  знать.  С  этой  целью  и  пишу  эту  статью,  в  надежде,  что  еще  есть  старожилы  в  кишлаке,  которые  помнят  тот  период,  о  котором  я  рассказал.   А  может,  и  друг  мой  Навруз  еще  живет  и  здравствует.  Вот  было  бы  здорово  узнать  об  этом.

Николай  Зубашенко, 

член  Национального    Союза  журналистов  Украины,  г.  Запорожье, Украина

 (для «Украинских ведомостей»)

СПРАВКА.

Область, образованная 2 января 1925 года, занимает территорию 63,7 тыс. кв. км.  На севере Бадахшанская автономия граничит с Киргизией, на востоке — с Китаем и на юго-западе с Афганистаном. Общая протяженность границ — 1428 км. Численность населения ГБАО по данным Всеобщей переписи населения 2000 года по состоянию на 20 января составила 206 054 чел.

Памир (Горно-Бадахшанская автономная область), что в переводе означает «Крыша мира», занимает почти половину территории современного Таджикистана, а население наоборот — наименьшее среди всех областей страны. Именно здесь находится самое молодое и высокогорное озеро «Сарез», образовавшееся в результате мощного землетрясения 1911 года. Завал протянулся на восемь километров, а его высота составила семьсот метров. Сейчас же его длина составляет шестьдесят километров, а глубина превысила пятьсот метров.

Природа: из хищников здесь встречаются лисы и тибетские волки, в высокогорьях обитает редкий снежный барс.