Известный российский историк, давний и постоянный автор еженедельника «Военно-промышленный курьер» рассказывает о новом неизвестном документе, обнаруженном в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО), честно и объективно описывающем основную причину разгрома нашего Западного фронта в июне 41-го.

«Неуправляемая масса сеет панику»

В архивном фонде Оперативного отдела штаба Западного фронта хранятся две пожелтевшие странички из школьной тетради в клеточку (ЦАМО, ф. 208, оп. 2511, д. 90, л.л. 8–11). Поздним вечером 25 июня 1941 года на них простым карандашом размашистым крупным почерком было написано следующее:

«Командующему войсками Западного Особого военного округа генералу армии т. Павлову

Доношу:

1. Всякое управление со стороны командарма-3 (командующий 3-й армией Западного фронта генерал-лейтенант В. И. Кузнецов. – М.С.) утеряно. Ко мне обращаются ежедневно сотни командиров, разыскивающих штарм-3 (штаб 3-й армии. – М.С.), в том числе обратился 25.6.41 начальник штаба ВВС 3-й Армии и начальник 3-го отдела (военная контрразведка. – М.С.).

2. Точно почти такое же положение в 4 СК (командир 4-го стрелкового корпуса генерал-майор Е. А. Егоров сдался в плен, расстрелян в июне 1950-го, не реабилитирован. – М.С.)

3. На фронте Радунь (населенный пункт в 25 км северо-западнее города Лида, Белоруссия. – М.С.), Волковыск противник особой активности не проявляет, а вопрос исключительно в потере управления. Бежит масса начсостава и рядового, причем никто из них живого немца не видел, а исключительно: «немец бомбардирует, не дает жить».

На самом деле потери от действий авиации наземных войск при настоящих военных действиях крайне незначительные. Как пример 209 мсд в течение 22–25.6.41 систематически подвергается налетам авиации и имеет за эти дни 7 убитых и 12 раненых. Я в течение этих дней задержал до 3000 человек вооруженных, здоровых бегущих людей исключительно от авиации, а не от наземных войск.

4. На фронте Лида, Слоним в течение 22–25.6. кроме действий авиации [противника] я больше ничего не установил.

Прошу:

Создать заградотряды, выслав ответственных командиров фронта на определенные участки, а сейчас вся эта неуправляемая масса сеет панику о несуществующих восстаниях в местечках, парашютистах и авиационных десантах, что крайне вредно отражается на подходящие новые части, [на] население. Эти слухи, абсолютно невероятные, глубоко проходят в пределы Советского Союза. Полевым войскам крайне трудно заниматься работами по возвращению на фронт бегущих без всяких к тому причин.

Командир 209-й моторизованной дивизии полковник Муравьев.

25.6.41, 22-30».

На обороте листа карандашом, возможно, другим почерком: «В Новогрудках 30 танков оставлено, заправленных и замаскированных, никем не охраняемых. Много боеприпасов. Танки [взяты] в 209 мсд и будут использованы».

Где, когда и как – Бог весть…

Что было дальше? Адресат (генерал армии Д. Г. Павлов) расстрелян 22 июля 1941-го. Просьба полковника Муравьева (о создании заградотрядов) выполнена – сначала инициативным порядком на местах, затем и решением Верховного главнокомандующего И. В. Сталина в масштабе всей Красной армии.

Командарм-3 В. И. Кузнецов, который в июне перебазировался столь стремительно, что его не могла найти собственная контрразведка, смог выйти из минского «котла», в дальнейшем успешно командовал 1-й ударной армией под Москвой, 63-й армией у Сталинграда и 3-й ударной при штурме Берлина; закончил войну в звании генерал-полковника, Героя Советского Союза, кавалера ордена Суворова.

А как же сложилась судьба самого автора письма?

Официальная информация предельно скупа: «Пропал без вести в июле 1941 года». Применительно к лету 41-го такая запись означает лишь один достоверный факт: место захоронения неизвестно. Где, когда и как пропал человек – бог весть… Также без вести пропал и командир 36-й танковой дивизии (вместе с 209-й мд она входила в состав формирующегося 17-го мехкорпуса) полковник С. З. Мирошников.

Мехкорпус в целом был разгромлен, вышедшие из окружения остатки были сведены в одну дивизию, а затем, 1 августа 1941 года переформированы в 147-ю танковую бригаду. Архивный фонд 17-го мехкорпуса практически пуст, оперативных документов в нем нет вовсе.

И тем не менее 17-й мехкорпус не обойден вниманием историков. Тому есть несколько причин. Чрезвычайное происшествие, случившееся на второй день войны: «Заместитель командира 17 МК полковник Кожохин 23 июня покончил жизнь самоубийством, произведя выстрел из револьвера «Наган» в сердце». Именно так написано в донесении командира корпуса, поступившем 24 июня в Наркомат обороны (ЦАМО, ф. 48, оп. 3408, д. 47, л. 85).

 Чрезвычайно низкий уровень укомплектованности корпуса боевой техникой – корпус числился «сокращенным первой очереди» и завершить его формирование планировалось лишь в сорок втором году; к началу войны в трех дивизиях корпуса было всего 63 легких танка (16 БТ и 47 Т-26) и 38 бронеавтомобилей, до 10 тысяч человек личного состава вообще не имели никакого оружия. Разумеется, «историки» определенного направления наперебой цитировали эти цифры как образец вопиющей неготовности Советского Союза к войне.

Наконец, именно в 17-м мехкорпусе встретил войну молодой политрук Иван Стаднюк, в дальнейшем – известный военный журналист и писатель, член правления СП СССР, автор многотомного (незаконченного) романа «Война». И. Ф. Стаднюк оставил книгу воспоминаний под выразительным названием «Исповедь сталиниста» (М., «Патриот», 1993). И вот там-то обнаружилось продолжение истории, начатой донесением полковника Муравьева.

Трагический финал

В 1959 году готовились съемки художественного фильма по сценарию И. Ф. Стаднюка и для решения ряда практических вопросов потребовалось обратиться к тогдашнему командующему войсками Белорусского военного округа маршалу С. К. Тимошенко:

«…Маршал откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня взглядом долгим и суровым. Затем не без интереса спросил:

– Вы в какой армии служили?

– В десятой… Семнадцатый механизированный корпус генерала Петрова.

– В какой части?

– В двести девятой моторизованной дивизии. А после выхода из окружения – в шестьдесят четвертой стрелковой…

– Кто командовал двести девятой?

– Полковник Муравьев.

Я начал обижаться еще больше, ибо вопросы ставились так, будто мне не доверяют. Но тут увидел, как в выражении лица маршала что-то изменилось. Он встал с кресла, вышел из-за стола и приблизился ко мне – высокий, прямой, суровый.

– Вам случайно неизвестна судьба полковника Муравьева? – спросил маршал, напряженно, с нескрываемой надеждой глядя мне в глаза.

– Видел его тяжело раненным в живот.

И я рассказал, что 25 или 26 июня 1941 года штаб нашей дивизии и ее спецподразделения располагались в лесу севернее городка Мир (43 км северо-восточнее города Барановичи. – М.С.). В то время командование, видимо, пыталось объединить полки, которые вступили в бои с врагом почти в районах расквартирования. Я в этот день, раненный в челюсть, пробился с мотоциклистами еще несформированной танковой бригады, входившей в состав нашей дивизии, на высоты, где «дневал» штаб. Разыскал редакцию дивизионной газеты «За боевой опыт». И тут по лесу разнесся слух, что привезли тяжело раненного командира дивизии.

Мы с младшим политруком Лбом подошли к остановившейся на опушке «эмке». Полковник Муравьев лежал на плащ-палатке и возле него хлопотали военные медики. Услышали подробности: в полковника выстрелил переодетый в одежду пастуха немецкий диверсант, подкарауливший машину на полевой дороге. Водитель «эмки» сумел сбить фашиста машиной, однако вражеская пуля тяжело, а может, и смертельно ранила полковника. Вскоре его увезли в сторону Столбцов (населенный пункт в 25 км к востоку от Мира. – М.С.).

Вот и все, что я мог рассказать о полковнике Александре Ильиче Муравьеве. Сам же не осмелился спросить у маршала, кем ему приходился Муравьев. Возможно, и никем. Молодой полковник перед самой войной был назначен командиром формировавшейся механизированной дивизии, и не исключено, что нарком обороны Тимошенко знакомился с ним и давал напутствия…»

Был ли это «немецкий диверсант, переодетый в одежду пастуха» или самый натуральный пастух, который решил свести счеты с полковником армии-освободительницы (и местечко Мир, и Столбцы находились на территории так называемой Западной Белоруссии, то есть оккупированной СССР в сентябре 1939-го Восточной Польши) – этого мы уже не узнаем никогда. Ясно лишь одно – война для полковника Муравьева оказалась очень короткой и два листочка тетради в клеточку, возможно, стали последним в его жизни боевым донесением.

А вот о причине интереса маршала Тимошенко к судьбе полковника можно поспорить. Версия Стаднюка представляется мне не слишком убедительной – более трех сотен дивизий и бригад (не считая авиационные, не считая моторизованные дивизии войск НКВД) было под началом наркома обороны СССР маршала Тимошенко, всех командиров и не упомнишь.

Психологически более достоверным представляется мне другое: в июле 41-го на стол наркома обороны, ставшего после ареста Павлова командующим войсками Западного фронта, положили доклад полковника Муравьева. И его жесткая, неприкрытая правда – особенно заметная на фоне других донесений, в которых немецкая авиация «гоняется буквально за каждой машиной и повозкой» и изничтожает советские танки тысячами, на долгие годы запомнилась маршалу…

Марк Солонин

vpk-news.ru