Приближается забытый всеми юбилей – 60-летие освоения целинных и залежных земель. Некоторые умники скажут: «Что это за дата? Чего в ней особенного? Распахали землю, благодаря своей недальновидности и с помощью ветровой и водной эрозии загубили миллионы гектаров земель. Можно соглашаться, а можно и нет с такими мнениями и высказываниями. 

Да, повсеместная вспашка земель, без учета особенностей почвы и местных условий привела к эрозии почв! Да не прислушивалось руководство страны в погоне за быстрым результатом к советам и предостережениям ученых. Да, в первые годы целинной эпопеи, было загублено много земель – превращено в полупустыню; много было загублено полученного урожая – сгноили его на токах и временных площадках перед элеваторами, из-за неспособности переработать неожиданно свалившуюся массу зерна.

«Неожиданно», — это всегдашнее российское оправдание необдуманных поступков, да и вообще-то, эта фраза стала постоянным объяснением просчетов руководства страной. И ранее и ныне. Будь это во время обильных осадков, бесснежья, морозов и тому подобных природных явлений и катаклизмов – «никто не ожидал этого!». Почему!? А причина этого кроется в том, что не просчитываются все варианты последствий своих действий, в итоге, получается: «хотели как лучше, а получилось как всегда».

Ну да ладно! Вернемся к освоению целинных и залежных земель. Помню, в пятьдесят втором, пятьдесят третьем, рано утром мать будила меня: «Вставай, пора идти очередь занимать за хлебом!». А как не хотелось просыпаться так рано! У наших соседей в семье было много — пять детей, и мой сверстник Вовка был самым младшим, и ему не приходилось отстаивать очередь за хлебом с пяти часов утра. Эта роль доставалась старшим — брату и сестре.

И вот, сонный, ведомый матерью, я тащился в небольшой, как называли его «вэрэповский» ларек. Почему «вэрэповский»? – спросите вы, что это за название? Да просто он принадлежал вагоно-ремонтному пункту, сокращенно ВРП, железной дороге нашей станции. Там, у входа в ларек, естественно, уже толпилась очередь с номерками, написанными на ладонях химическим карандашом. Таких, как я, сверстников в очереди было много. Мы толкались, недалеко отбегали от очереди, чтобы немного согреться. Несмотря на азартные игры, кидание друг в друга снежками, мы старались сберечь написанный номер очереди.

Открывалась дверь, и очередь, согласно написанным на ладонях номерам, толкаясь, спешила к прилавку. Подходила очередь покупки вожделенного килограмма хлеба. Каждый следил, чтобы «уточки» весов отмечали равенство килограммовой гири и буханки хлеба.

Не дай Бог, «уточка» чаши с хлебом была выше «уточки» чаши с гирькой, поднимался шум, продавщица докладывала на хлебную чашу «довесок» — кусочек, отрезаемый от другой буханки. Как мы, пацаны, радовались этому небольшому кусочку – ведь его можно было съесть по дороге домой!

И вот, буквально через года полтора, все эти наши мытарства закончились. «Едем мы друзья, в дальние края. Станем новоселами и ты, и я!» — звучала бодрая веселая песня из каждого репродуктора, в каждом доме. Эта песня, несмотря на незнакомое для нас слово «новоселами», вселяло в нас радость и уверенность в завтрашнем дне.

Наконец, в магазинах свободно стал продаваться хлеб, да не только ржаной, но и белый; появились белые батоны с названием «нарезной»; в железнодорожной столовой на столах, — представьте(!), стояли тарелки с нарезанным хлебом, совершенно бесплатным! Железнодорожная пекарня, расположенная в одном здании со столовой, начала выпекать румяные, вкусно пахнущие буханки белого хлеба. Мы, пацаны, проходя после школы мимо этой столовой, глотали слюнки, ощутив ноздрями соблазнительный запах свежеиспеченного хлеба.

Вспомнил я об этих, давно прошедших днях, летом 2007 года, находясь в пути из нашего городка, расположенного на берегу Волги, в далекую степь, на границе с Казахстаном – в Озинский район, в бывший совхоз (как давно это было!), совхоз «Комсомольский». Я был в числе первых выпускников средней школы этого совхоза. Школа так и называлась: Комсомольская средняя школа. Совхоз «Комсомольский» был целинным, построенным в чистом поле, поэтому он не имел принадлежности к какому-то селу, его так и называли : «Комсомольский», я из «Комсомольского», говорили мы.

Выдержки из моего «Маленького путешествия в молодость»*

«Чем дальше мы удалялись от Волги, тем больше менялся окружающий пейзаж – переходя от зелени к сухим палевым оттенкам. В просветах лесных полос стали проглядывать невспаханные и незасеянные поля. В границах Озинского района картина вдоль дороги резко изменилась. Редко можно было увидеть поля, готовые к  уборке. Не видно было и какой- либо сельскохозяйственной техники. Да и зачем она была нужна там, если поля, видно, уже несколько лет не засевались, и начали зарастать вечными спутниками полупустыни – полынью и ковылём».

Такой, в 2007 году, я увидел свою родную землю, на которой мне пришлось жить и работать в далекой молодости, а вроде бы это было совсем недавно, каких-то сорок лет назад. Как она изменилась за это время! Заброшенная, сиротская земля… Где засеянные поля, где трактора, комбайны, да и многое другое, что позволяет человеческим трудом выращивать хлеб насущный? От когда-то стоящих в селах животноводческих построек с запахом навоза, с живыми, пахнущими молоком коровами, остались только остовы ферм, а иной раз и без таковых ничего не осталось, даже фундамента.

«Мы уже заехали за село Пигари, что неподалеку, километрах в тридцати от «Комсомольского» – ныне Первоцелинного. Жиденькие, сиротливые лесополосы, прикрывающие вид на невозделанные поля.

— Саш, смотри, какой ковыль, как красиво он переливается, — прямо какое-то серебристое море! Красота! — восхищалась жена. А почему здесь больше ничего не растёт? А ты рассказывал про бескрайние поля.

— Да это, наверное, сенокосы и пастбища, – вспомнил я разделы профинплана и годовых отчётов.

Но чем дальше мы ехали, я всё больше и больше убеждался, что это никакие не сенокосы и пастбища – это просто брошенные и неухоженные площади, которые некогда были полями пшеницы и ячменя».

Вот такую, брошенную всеми — и властями, призванными сохранять и приумножать доставшееся им в наследие матушку-землю, и селянами, увидел свою родную землю я через много лет. И все это резануло болью по сердцу. Ведь с малолетства я жил и работал на ней, радовался жизни, а вот теперь она, брошенная, оказалась никому ненужной!

В этом совхозе было 90 тысяч гектаров пахотной, (учтите пахотной!), земли, тысяча крупного рогатого скота, несколько тысяч овец и все это обрабатывалось, выращивалось, продукция сдавалась государству! Ему не приходилось кланяться загранице, прогибаться под нее, принимать ее кабальные условия. Наоборот нашу заволжскую пшеницу твердых сортов покупали итальянцы и другие любители спагетти и хрустящих французских булочек! Саратовский калач славился по всему миру!

Жил я и работал после института еще в одном целинном совхозе – «Маяк революции». Когда-то, в первые целинные годы, это был совхоз-гигант, только пахотной земли было более 120 тысяч гектаров! Полеводческих бригад насчитывалось порядка двадцати четырех. В конце шестидесятых, из-за неуправляемости, он был разукрупнен. На базе одного из его отделений был организован новый совхоз. Бывший управляющий этим отделением стал новым директором «Маяка революции».

И в этом совхозе царит такая же разруха и запустение. Как сказал мне ныне здравствующий директор этого совхоза Аникин Иван Константинович: «Саш, долго я пытался доказывать районному руководству, что не следует разорять село, нужно придумать современные формы управления хозяйством, а не растаскивать его по кускам – потом не восстановишь! Нет, не послушались – и вот результат! Я не представляю, как дальше жить селу? Ведь не осталось здесь трудоспособного населения, так, — одни старики наподобие меня. Молодежь покидает село, позарившись на высокие заработки в Москве, на различных стройках… Земля без хозяина, как и дом, – сирота. Так сельский человек и разучится работать на земле!».

Долго Иван Константинович сетовал на современное государственное устройство, на систему бросившую, обездоленную землю-кормилицу на произвол судьбы. Вроде бы появляются у нас пришлые, скупают земельные паи, но быстро бросают их – не получается скорого обогащения, — «много и сразу». Продают их. Земля не терпит временщиков, ей нужен постоянный, рачительный хозяин.

Не лучше, а, может быть, намного хуже обстоят дела и в другом, близком мне, родном селе Первоцелинном, бывшем совхозе «Комсомольский». Вот что пишет мне мой друг Анатолий Поличев:

«Фермеров как таковых нет, земельные паи отданы соседним сёлам — Порубёжка и Карловка….Порубёжка почти половину арендованных бросила, много земли пустует, поросло бурьяном, говорят: «не рентабельно», точнее — не хватает денег на обработку».

Спрашиваю, а какая земельная площадь была в совхозе к началу распределения паев? Ответ на мой вопрос такой:

«Земли у нас было 35000га, из них 27000га — пахотная, остальное – пастбища. В данный момент находится в аренде примерно около 19 000, это в Порубёжке и Карловке. Остальная пустует, точнее она вроде бы куплена у населения Москвой года четыре назад. Скупали паи от 15 до 20 000 рублей за пай, но шевелений от московских скупщиков до сей поры нет…»

Это еще одно подтверждение мысли о временщиках и любителях быстрой наживы. Если таковая отсутствует, то и не зачем заморачиваться, а землю — потом ее можно будет продать желающим, когда цена на нее подскочит. А такое может случиться! Временщики, типа корейских и китайских крестьян и на богаре (когда остальные земли будут убиты излишками удобрений и других химикатов), смогут выращивать богатые «химические урожаи» и травить ими наш Российский народ. И поделом! Не можете сами себя кормить – травитесь!

А во что превратились бывшие целинные села. Сплошные руины и развалины! Удивляюсь, что сохранился дом, в котором я жил с 1971 года, работая агрономом в совхозе «Маяк революции», ныне село Липовское. Стоит, домик — старенький, не очень ухоженный, но стоит! И живут в нем люди. Чего не скажешь про наш дом в Первоцелинном. После нас там жил заведующий нашей совхозной больницей по фамилии Адаскевич. (Были и такие, — совхозные больницы!).

Из письма Анатолия Поличева:

«Дом  полностью, где жил Адаскевич и рядом пол дома занимает одна семья (в доме Адаскевича, по-моему, типа сарайчика)… Короче, от дома Адаскевича до перекрёстка школы занимают курды (два брата), как это у них получается, не знаю. Раньше они  заселяли дома, то с прежних всё забиралось, и полы ломали и постройки разбирали, контроля почти не было.

С прошлого года вроде запретили перескакивать из одного дома в другой (когда уже и домов- то не осталось), теперь решает совет — кому отдать квартиру (если, конечно, она является не приватизированной)»

Вот так получается: пока нет контроля и требования местных властей по соблюдению законов, все рушится, растаскивается, — полный беспредел!

Когда я был в этом совхозе в 1973 году, он еще продолжал строиться. Старые, «финские» дома менялись на новые – кирпичные, а вот в 2007 году в этом, родном для меня селе, я спросил у прохожего про жителей: сколько молодежи в селе, чем она занимается? Ответ для меня не был неожиданным:

«Одни старики остались, да вот ещё курды. Как они нам надоели! Воруют всё подряд! Видите, какие дома стоят? В половине ни окошек, ни дверей, всё порастащили! Разбирают дома, потом продают, смотрите, где нет хозяев, даже сады повырубили, газа-то не было, вот и топились нашими садами. И откуда они взялись на нашу голову!?»

Получается, занимают освободившуюся нишу, гадят там, и перемещаются дальше, где еще не загажено. А что, это же не мое!

Небольшая статистика от Анатолия Поличева:

«Население (Первоцелинного — автор) на данный момент насчитывает 300 человек. Это которые постоянно живут здесь. А если прибавить тех, которые на заработках в Москве, приплюсовать, отделение Ивановский и курдов с отделения Кузнецовский, то получится человек 360-370….Национальный состав: состав — русские, местные казахи, башкиры, белорусы ,ну и курды….».

«В школе учащихся 67 человек, педагогов — 15 человек. Работают люди пока, как-то хотели закрыть школу, т.к. численность мала. Получили новую Газель для перевозки детей, т.к. на Кузнецовском осталось тройка семей курдов, их возят в школу Бормотино (тоже отделение бывшего совхоза – автор) давно разорено, когда пошло заселение курдами, а после них только погромы, после Бормотино они перебрались в Кузнецовский, местное население поразъехалось (в основном местные казахи) и Кузнецовский постигла такая же участь — разбит и разорён, осталось домов пять-шесть, остальное продано и растащено»

Глядя на все эти, мягко сказать, безобразия, которые коснулись целинных земель, и не только их, подумалось: а если  стране, которая ввозит 65% продуктов питания, а это и молоко и молочная продукция, да и другая продукция сельского хозяйства, вдруг да откажут в поставках? И что? Останемся без пищи? Ведь по статистике доля продовольственного импорта с 15% в 90-е годы выросла до 60% в годы сегодняшние.

А все это произошло, я уверен, из-за заброшенности целинных земель и сельского хозяйства в целом. И современные, надуманные «живопырки» — фермерские хозяйства, созданные взамен мощных совхозов и колхозов, не изменят существующего положения. Нужны мощные сельскохозяйственные предприятия и ввод в оборот всех, ранее эксплуатируемых, а ныне заброшенных земель!

Вот только возникает вопрос – а как вернуть человека на эту землю, как, на какие средства восстановить разрушенные дома, фермы, мастерские, да еще многое другое? Как вернуть веру селянина в то, что не «заграница», а родное государство им поможет подняться с колен и вернуть молодежь на землю?

Вот такой юбилей целины получается, — с горьким привкусом!

 Александр Максаков, 

бывший целинник.

г. Маркс Саратовской области (Российская Федерация)

(для «Хроник  и комментариев»)

Фото А. Максакова и А. Поличева

КСТАТИ.

Сегодня,   у Александра  Максакова — день рождения. Журналисты «Хроник и комментариев» желают Александру Васильевичу острого пера и крепкого здоровья.