Удивительное дело. Уже 90 лет, как поэт ушел из жизни, но он и сегодня «живее всех живых», как говорится. Время не властно над его поэзией. Каждое новое поколение открывает для себя в Есенине нечто близкое и дорогое, потому что его творчество рождено любовью к человеку, сочувствием к нему, высокими гуманистическими идеалами.

Сергей Александрович Есенин проявлял большой интерес к украинской культуре. Как известно, он увлекался творчеством Т. Шевченко. В 1914 году к 100-летнему юбилею великого Кобзаря он перевел на русский язык отрывок из поэмы «Княжна» ( «Село». В душе моей пока…)

В 1920 году Есенин посетил Харьков и прожил там около месяца. Любопытные сведения об этом по крупицам собрал харьковчанин Владислав Божко, опубликовав итог многолетних исследований в книге «Сергей Есенин в Харькове».

Первые переводы поэзии Есенина в Украине появились ещё при жизни поэта — в 20-х годах прошлого века. Работа над его стихотворениями стала школой мастерства для многих украинских писателей, в частности таких известных, как Мыкола Бажан и Юрий Яновский.

С особенным трепетом к есенинской лирике относился Владимир Сосюра, который перевёл десять стихотворений Есенина. Среди них так полюбившиеся многим «Берёза», «Песнь о собаке», «С добрым утром!». Как и Есенин, В. Сосюра был певцом родной природы. Их объединяет искренность чувств, умение передать поэтическим словом тончайшие переживания.

Подчёркивая это, Павло Тычина, высоко ценивший творчество обоих поэтов, писал: «Сергей Есенин! Кого мне поставить в один ряд с ним — таким высокоодарённым певцом России? Тогдашняя поэтическая мысль Украины испытывала на себе его поистине земное, солнечное влияние. В подтверждение этого я назову созвучное ему имя нашего любимого украинского поэта Владимира Сосюры. Прошли годы, но и в наши дни не угасла притягательная сила звонкого есенинского слова… Пусть же наше молодое поколение учится у него чистой светлой любви к своему Отечеству».

Стихи Сергея Есенина

* * *

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

 

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.

Только мне не плачется — на душе светло.

 

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,

Сядем в копны свежие под соседний стог.

 

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

 

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты.

 

И пускай со звонами плачут глухари,

Есть тоска веселая в алостях зари.

1910

* * *

Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.

 

Ты теперь не так уж будешь биться,

Сердце, тронутое холодком,

И страна березового ситца

Не заманит шляться босиком.

 

Дух бродяжий! ты все реже, реже

Расшевеливаешь пламень уст

О, моя утраченная свежесть,

Буйство глаз и половодье чувств!

 

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне.

 

Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь…

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть.

1921

ПЕСНЬ О СОБАКЕ

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

 

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

Под теплым ее животом.

 

А вечером, когда куры

Обсиживают шесток,

Вышел хозяин хмурый,

Семерых всех поклал в мешок.

 

По сугробам она бежала,

Поспевая за ним бежать…

И так долго, долго дрожала

Воды незамерзшей гладь.

 

А когда чуть плелась обратно,

Слизывая пот с боков,

Показался ей месяц над хатой

Одним из ее щенков.

 

В синюю высь звонко

Глядела она, скуля,

А месяц скользил тонкий

И скрылся за холм в полях.

 

И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег.

1915

* * *

Над окошком месяц. Под окошком ветер.

Облетевший тополь серебрист и светел.

 

Дальний плач тальянки, голос одинокий —

И такой родимый, и такой далекий.

 

Плачет и смеется песня лиховая.

Где ты, моя липа? Липа вековая?

 

Я и сам когда-то в праздник спозаранку

Выходил к любимой, развернув тальянку.

 

А теперь я милой ничего не значу.

Под чужую песню и смеюсь и плачу.

1925

* * *

Отговорила роща золотая

Березовым, веселым языком,

И журавли, печально пролетая,

Уж не жалеют больше ни о ком.

 

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —

Пройдет, зайдет и вновь покинет дом.

О всех ушедших грезит конопляник

С широким месяцем над голубым прудом.

 

Стою один среди равнины голой,

А журавлей относит ветром в даль,

Я полон дум о юности веселой,

Но ничего в прошедшем мне не жаль.

 

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,

Не жаль души сиреневую цветь.

В саду горит костер рябины красной,

Но никого не может он согреть.

 

Не обгорят рябиновые кисти,

От желтизны не пропадет трава,

Как дерево роняет тихо листья,

Так я роняю грустные слова.

 

И если время, ветром разметая,

Сгребет их все в один ненужный ком…

Скажите так… что роща золотая

Отговорила милым языком.

1924 г.

СОБАКЕ КАЧАЛОВА

Дай, Джим, на счастье лапу мне,

Такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой полаем при луне

На тихую, бесшумную погоду.

Дай, Джим, на счастье лапу мне.

 

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

Пойми со мной хоть самое простое.

Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,

Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

 

Хозяин твой и мил и знаменит,

И у него гостей бывает в доме много,

И каждый, улыбаясь, норовит

Тебя по шерсти бархатной потрогать.

 

Ты по-собачьи дьявольски красив,

С такою милою доверчивой приятцей.

И, никого ни капли не спросив,

Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

 

Мой милый Джим, среди твоих гостей

Так много всяких и невсяких было.

Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

 

Она придет, даю тебе поруку.

И без меня, в ее уставясь взгляд,

Ты за меня лизни ей нежно руку

За все, в чем был и не был виноват.

1925

* * *

Я иду долиной. На затылке кепи,

В лайковой перчатке смуглая рука.

Далеко сияют розовые степи,

Широко синеет тихая река.

 

Я — беспечный парень. Ничего не надо.

Только б слушать песни — сердцем подпевать,

Только бы струилась легкая прохлада,

Только б не сгибалась молодая стать.

 

Выйду за дорогу, выйду под откосы,-

Сколько там нарядных мужиков и баб!

Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.

«Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?

 

На земле милее. Полно плавать в небо.

Как ты любишь долы, так бы труд любил.

Ты ли деревенским, ты ль крестьянским не был?

Размахнись косою, покажи свой пыл».

 

Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка —

Но косой выводят строчки хоть куда.

Под весенним солнцем, под весенней тучкой

Их читают люди всякие года.

 

К черту я снимаю свой костюм английский.

Что же, дайте косу, я вам покажу —

Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,

Памятью деревни я ль не дорожу?

 

Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки.

Хорошо косою в утренний туман

Выводить по долам травяные строчки,

Чтобы их читали лошадь и баран.

 

В этих строчках — песня, в этих строчках — слово.

Потому и рад я в думах ни о ком,

Что читать их может каждая корова,

Отдавая плату теплым молоком.

 

1925

Подготовил Николай Зубашенко