Дядя Гиляй, Владимир Алексеевич  Гиляровский при жизни стал легендой — неутомимый репортер, автор замечательных статей и книг. Он знал всю Москву, и вся Москва знала его…

Лесной мальчик

Владимир Алексеевич Гиляровский родился 26 ноября (8 декабря) 1853 года в Вологодской губернии, «в  лесном хуторе за  Кубенским озером, и часть детства своего провел  в дремучих домшинских лесах, где по волокам да  болотам непроходимым — медведи пешком ходят, а волки стаями волочатся», — так описывал он позже свою юность.

Отец Володи служил помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева, ходил  с рогатиной на медведя, обладал недюжинной физической силой и выносливостью…

Мать мальчика принадлежала к роду запорожских казаков, и Володя унаследовал от нее любовь к казачьим песням и вольнице. И даже внешне взрослый Гиляровский походил на запорожского казака. Неслучайно именно он позировал Репину при создании картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и скульптору Андрееву для образа Тараса Бульбы…

Но пока до солидности еще было далеко. Маленький Володя пропадал целыми днями в лесу и учился у отца лесным премудростям.

Однако вскоре эта привольная жизнь закончилась. Когда мальчику исполнилось восемь лет, умерла его мать, и отец женился на другой, женщине строгой и требовательной. Она пыталась избавить пасынка от «дикости первобытных привычек». Мальчик, внешне усвоив хорошие манеры, в душе навсегда остался «лесным» и вольным человеком…

По этой же причине не понравилось ему и в гимназии — уже в первом классе он остался на второй год. Позже Гиляровский написал «Из того, что  я  учил  и  кто  учил, осталось в  памяти мало хорошего». Зубрежка, палочная дисциплина, скучные предметы и недалекие учителя. Все это было так далеко от Гиляровского, привыкшего пропадать сутками в лесу…

Но во время учебы в гимназии он нашел себе новую отраду — театр и цирк. Познакомившись с цирковыми артистами, Володя учился их профессии, и сам стал неплохим наездником и акробатом.

Хождение в народ

В Вологде, где жил Гиляровский-гимназист, обитало множество политических ссыльных. Любознательный мальчик познакомился с ними, посещал их вечеринки, слушал острые споры.

Один из ссыльных дал почитать Володе запрещенный роман Чернышевского «Что делать?». «Новые люди» настолько поразили Гиляровского, что он решил стать «как Рахметов» и уйти в народ. И в 17 лет Володя сбежал из дома — без денег и паспорта. Он отправился в Ярославль, где тут же познакомился с бурлаками, принявшими его в свою артель.

О жизни и тяжком труде бурлаков написано немало. Сам Гиляровский описывал ее так: «Согреться  стаканом  сивухи  —  у  всех было  единой целью и надеждой. Выпивали… Отходили…  Солили ломти хлеба и завтракали»…

Но самому Гиляровскому все это нравилось: «Устал,  а  не спалось.  Измучился — а душа ликовала — и ни клочка раскаяния, что я бросил дом, гимназию, семью, сонную жизнь  и ушел  в бурлаки. Я даже  благодарил  Чернышевского, который и сунул меня на Волгу своим романом «Что делать?»».

Кончилось лето, и бурлаки разбрелись по домам. А Гиляровский отправился дальше. Кем он только не был на своем скитальческом пути — грузчиком, истопником, рабочим, рыбаком, табунщиком, объездчиком лошадей… Благодаря лошадям Гиляровский оказался в цирке, где выступал как наездник. А из цирка ушел в театр, и несколько лет был провинциальным актером…

Но будучи актером,  Гиляровский продолжал искать новых впечатлений.  Он странствовал по всей стране, поднимался на Эльбрус, ходил по Дону…

Во время русско-турецкой войны 1877 года он отправился на фронт. Там Гиляровский вскоре стал разведчиком-пластуном: «Весело жили. Каждую  ночь  в  секретах да  на  разведках  под  самыми неприятельскими  цепями, лежим  по  кустам  за  папоротникам,  то  за  цепь переберемся,  то  часового особым  пластунским  приемом бесшумно  снимем  и живенько в отряд доставим для допроса»… Вернулся он с войны уже бравым георгиевским кавалером…

Знаменитый журналист

Гиляровский после возвращения с фронта продолжал служить в различных провинциальных театрах, а затем решил перебраться в Москву. Здесь он какое-то время актерствовал,  но давно испытываемая им тяга к литературному творчеству, наконец, пересилила все остальные страсти.

Вначале он писал небольшие заметки в разных изданиях, а потом устроился репортером в «Московскую газету». Здесь Гиляровскому на первых порах было очень непросто: «Трудный был этот год, год моей первой ученической работы. На мне лежала обязанность вести хронику происшествий, — должен знать все, что случилось в городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда».

И Гиляровский действительно вскоре узнавал обо всех событиях буквально в ту же минуту, как они случались. Его широкая натура, умение ладить со всеми людьми, помогали завести знакомство с самыми различными людьми. Вскоре Гиляровский становится «королем репортажа».

За один репортаж его чуть было не арестовали — такого он наделал шуму. Речь шла о пожаре на фабрике Морозовых. Гиляровский переоделся рабочим и, сидя в пивных и трактирах, выпытывал истинные причины пожара — виновными оказались сами хозяева. Очерк вызвал переполох, Морозовы требовали ареста и высылки автора. С большим трудом Гиляровскому удалось избежать неприятностей…

Спустя некоторое время репортер узнал от своего информатора об  ужасной железнодорожной катастрофе под Орлом — целый состав ушел в болото, ставшее могилой для тысяч людей.

Катастрофа держалась в секрете, и корреспонденты к месту аварии не допускались. Но Гиляровский сумел пробраться в это страшное место, и «Московская газета» оказалась единственным изданием, рассказавшим о страшной катастрофе.

Письмо в Австралию

Шло время, Гиляровский приобрел себе имя и печатался уже во многих изданиях. Но никогда он не сидел на месте. Он вполне оправдывал свое звание «короля репортеров». Не было в Москве ни одного угла, в котором не побывал бы Гиляровский. Трущобы, притоны, светские гостиные — везде он был своим. Но он искал творческий материал не только в Москве. Эпидемия холеры на Дону, террор в Албании, гоголевские места — Гиляровский успевал побывать везде и написать обо всем.

Знание жизни, знакомство с обитателями городского дна, информированность обо всем происходящем вокруг, сделало его московской достопримечательностью, знаменитым дядей Гиляем, как называли его друзья — самые известные художники, писатели, актеры.

В его доме бывали Чехов, Куприн, Успенский, Бунин, Скиталец, Есенин, Станиславский, Немирович-Данченко, Качалов… И в то же время он дружил и с «пожарными, беговыми наездниками, жокеями и клоунами из цирка, европейскими знаменитостями и пропойцами Хитрова рынка.  У него не было просто знакомых, у него были только приятели. Всегда и со всеми он был на ты»…

Людей всегда тянуло к этому человеку, до старости сохранившему веселый нрав. Дядя Гиляй постоянно придумывал разнообразные забавы.

Вот как писал о них Константин Паустовский: «Гиляровский был неистощим на мальчишеские выдумки. Однажды он придумал послать письмо в Австралию к какому-то вымышленному адресату, чтобы, получив это письмо обратно, судить по множеству почтовых штемпелей, какой удивительный и заманчивый путь прошло это письмо». Об его физической силе, которой он тоже любил, как мальчишка, похвастаться, ходили легенды — до старости он мог сгибать пятаки, завязывать узлом кочергу…

И в книгах, написанным дядей Гиляем, бросаются в глаза физическая и нравственная  сила  автора, его необыкновенная жизнь. «Москва и москвичи», «Мои скитания», «Записки москвича», «Люди театра», «Друзья и встречи» — каждая из них так много рассказывает и о самом Гиляровском и об его друзьях, о сотнях людей, встреченных им в жизни, о давно ушедшей от нас эпохе…

После революции, он, один из немногих осколков прошлого, остался на родине — потому что дядю Гиляя, часть Москвы, невозможно было представить живущим где-нибудь на берегах Сены. И Гиляровский смог оставаться интересным и советским читателям. До самой смерти он писал статьи, книги…

Умер Владимир Гиляровский  1 октября  1935 года. И хотя после его смерти прошло уже почти 80 лет, а события, описанные в его книгах,  происходили более ста лет назад, произведения Гиляровского до сих пор не залеживаются на книжных полках…