ЗАПИСКИ ПРЕЗИДЕНТА. Леонид Кучма: «Появились крупные состояния – начались разброд и разврат, гниль завелась везде…»

Мне рассказывают, что некоторые сотрудники СБУ во время «оранжевой революции» действительно не мечтали быть героями, а вместо этого пытались заработать на информации, которой располагали по службе. Товар предлагался обеим сторонам. Не думаю, что сведения, касающиеся правительственной стороны, могли представлять большую ценность для оранжевых. Правительственная сторона, чтобы о ней ни говорили, действовала в правовом русле.

 Не исключено, однако, что «продавцы», набивая цену, что-то присочиняли, дорисовывали. Теперь этим будут заниматься многие участники событий на Майдане и особенно – вокруг Майдана. Черно-белых красок хватит на несколько лет. Тому, кто хочет знать, как все было на самом деле, советовал бы приступать к чтению соответствующих материалов где-то через четверть века. Причем читать в первую очередь не интервью и мемуары, а документы.

 Служба безопасности Украины… Не знаю, где найти мягкие слова для ее адекватной оценки. Когда я первый раз победил на президентских выборах (1994), у меня было только одна, но очень конструктивная идея: отпустить весь ее личный состав. Всех – в отставку! Все 100 процентов. Почему же я не смог?..

 Ну, во-первых, с самого начала положился на Е.К.Марчука, который негласно поддерживал меня на выборах. Невозможно никому не доверять. Для кого-то это в порядке вещей, а для меня невозможно. Марчук все время убеждал меня, что руководимая им СБУ – не КГБ, что в СБУ сосредоточен высочайший интеллект, преданные стране специалисты своего дела. «Наши – не КГБ», — такой был лейтмотив всех разговоров на эту тему.

 Ну а когда пришлось убедиться, что интеллект подчас направляется не совсем в ту сторону, было уже поздно. Если с самого начала не устроишь крутой поворот, не перетряхнешь все сверху донизу, то дальше руки уже связаны. Первая уступка все решает. Так не только в этом деле, а в любом. Не хватило мужества, понимания или еще чего-то в самом начале – и потом остается только расплачиваться.

 Но в данном случае дело обстояло еще хуже. Если бы все сложилось так, что я приступил бы таки к реализации своей первоначальной «конструктивной идеи», это была бы самоубийственная попытка. В ситуации 1994 года мне было выгодно иметь эту часть государственного аппарата на своей стороне. По крайней мере, не превращать их всех в тайных, а то и открытых врагов. Украина – не Польша, не Чехия, не Венгрия, не одна из стран Центральной Азии, где тоже распустили прежний КГБ. Мы между двух огней. С одной стороны – Россия, с другой – Запад. И каждая сторона вела бы свою игру в связи с таким грандиозным шагом, как роспуск всей службы безопасности.

 Кроме того, такие вещи можно делать только в условиях, когда есть отлаженная система государственной власти и когда ты имеешь поддержку парламента. Я хорошо себе представлял, что было бы в парламенте. Ведь он почти весь был левый. Он же не случайно поставил во главе СБУ бывшего начальника 5-го управления КГБ советской Украины. Я имею в виду Евгения Марчука.

 И Марчук тоже не случайно тогда говорил, что держит в голове фамилии трех тысяч своих бывших внештатных сотрудников. Многие из них заседали в Верховной Раде. Заседают и сейчас, и не только там, о чем Кравчук недавно в очередной раз сказал, чтобы привести в чувство своих не в меру разбушевавшихся противников. В том числе и горячих «национал-патриотов».

 И весь этот ресурс… Плюс бывшие партийно-советские работники, хозяйственная номенклатура. Все еще полные сил… Они обрушились бы на безумца, посмевшего поднять руку на «святая святых» — на бывший КГБ. Для этого у меня должна была быть хотя бы 80-процентная поддержка народа. И свой мощный актив в виде какой-нибудь партии с ее аппаратом, откуда я мог бы черпать новые кадры. А без этого меня в два счета съели бы с потрохами. Разорвали бы в клочья!

 Между прочим, в конце моего первого президентского срока в этой экзекуции участвовал бы и Запад, его правительства и общественность. Ведь мне пришлось бы весьма далеко выйти за пределы конституционного поля, действовать революционными методами. Это назвали бы узурпацией власти или государственным переворотом – за названием дело бы не стало. В 1994-м на такие действия могли бы закрыть глаза, в 2000-м – нет, потому что в стране уже была сильная антипрезидентская «демократическая» оппозиция, пользующаяся поддержкой Запада. Сказали бы, что Кучма бьет по остаткам КГБ, а целится в оппозицию.

 Свое окружение я видел насквозь, хотя сам же все время говорил, что для меня не существует понятия «хороший человек» — только «хороший работник», из чего вроде бы вытекало, что плохих работников вокруг меня нет. Но говорить легко, а когда доходит до дела, когда конкретный кадровый вопрос встает ребром, то подчас включается жалость, проявляешь слабость. Потом тоже расплачиваешься.

 Я скажу, что первые пять лет моего президентства государственный аппарат был в целом чище, здоровее, чем позже. Проходимцы попадались и тогда, но большинство «вболівали за Вітчизну»  и добросовестно работали на нее. А потом, когда поняли, что с этого государства, з Вітчизни, можно кое-что взять для дома, для семьи и для себя любимого, многие стали быстро меняться. Появились крупные специалисты, знающие, как много и быстро украсть у государства, благо, дыр в законодательстве достаточно.

 Взять те же законы о совместных предприятиях. Ими можно вертеть в любую сторону. Стали ввозить из-за границы товары без пошлины, здесь – продавать без налогов, зарабатывать колоссальные деньги. И ты хоть иди в парламент, хоть головой об стенку бейся – ничего не сделаешь. Люди познали вкус больших нетрудовых денег. Появились крупные состояния – начались разброд и разврат. Гниль завелась везде – в чиновничьем аппарате, в правительстве, в парламенте, в администрации президента. А когда она уже завелась, вычистить ее очень трудно. На это требуется много времени и сил.

 Нельзя сказать, что я закрывал глаза на происходящее. Я пытался как-то противостоять разложению, пресекать злоупотребления, иначе все развалилось бы до основания. Но и быть Дон Кихотом, все время воевать с ветряными мельницами – этого я тоже не мог себе позволить. Всегда буду помнить минуты и часы, когда особенно остро чувствовал свое бессилие, когда брали злость и ярость и делал необдуманные шаги…

 Грандиозную задачу, скажем, я поставил перед Марчуком, когда назначил его премьер-министром. Грандиозную! Сегодня, может быть, мне  не очень выгодно о ней говорить, потому что она столь же грандиозная, сколь невыполнимая, и характеризует меня как романтика. С другой стороны, если бы Марчук выполнил эту задачу процентов хотя бы на десять, польза для Украины была бы большая. Я хотел, чтобы Марчук использовал тот специфический багаж, который он приобрел за годы работы в советском КГБ. В Украине не было человека, который бы знал об изнанке нашей жизни больше, чем бывший шеф этой службы.

 Кроме того, он же возглавлял службу безопасности после провозглашения независимости Украины. Я хотел вместе с ним вычистить украинские авгиевы конюшни. Он знал все связи, все нити, все черные пятна на карте страны. Я говорил ему: «Евгений Кириллович, у тебя все нити. Давай мы их разорвем! Давай не допустим, чтобы давно сложившиеся группы интересов возродились и развернулись в новых условиях. Распылим их, атомизируем, как ты любишь говорить!» Но он даже не попытался…

 Более того, направленность интересов верхушки СБУ приобрела весьма странный характер, особенно – в делах, связанных с контролем за торговлей оружием. В конце концов, суд итальянского города Турина в марте 2002 года вынес обвинительный приговор некоему Дмитрию Стрешинскому, бывшему гражданину Украины. Среди прочего отмечалось, что «… Марчук взял на себя роль инициатора и организатора преступной группы».  Как установил суд, эта группа была создана в 1991-1992 годах и провела «как минимум восемь незаконных операций» с оружием в нескольких странах, в том числе в Украине, Франции, Австрии, Бельгии. Где уж тут было разрывать преступные нити, распылять «группы интересов»! Правда, в отношении Марчука суд ограничился вышеприведенной констатацией.

 Монополию в торговле оружием таки пресекли, но не сразу. Сравнительно долго в стране была только одна организация, занимавшаяся этим делом, — «Прогресс». Мы создали и другие, в частности Укрспецэкспорт. Участие и влияние СБУ было ослаблено. Меня могут спросить, почему я так долго терпел монополию СБУ в этой сфере. Задавая такие вопросы, люди не учитывают, что нельзя в первый год президентства знать столько, сколько узнаешь через пять лет. А есть такие вопросы, которые не можешь решить и через десять лет президентства. К тому же люди, которые наживаются на таком бизнесе, как торговля оружием, стараются следов не оставлять. И в большинстве случаев это у них получается.

 В отставку я отправил Марчука, признаюсь, в основном, за… нерешительность. Да, с удивлением обнаружил, что генерал Марчук не любит принимать решения. Правда, от него требовались решения не совсем по его части – экономические. Он не хотел вникать в экономику. Время идет, вопросы накапливаются, и такие вопросы, что их нельзя откладывать, а он старается уклониться. Так, например, затягивалось введение гривны. Я, бывало, говорил ему за обедом: «Слушай, Евгений, тебе, я вижу, больше подошла бы президентская должность. На этой должности легче при желании переложить решение на кого-то другого». Он улыбался в тарелку и продолжал свою тактику: пусть президент принимает решение, я сбоку постою.

 Юлию Тимошенко, ту можно упрекнуть в чем угодно, только не в недостатке решительности. Решения она принимает охотно, мгновенно и – сама. А от Марчука дождаться решения невозможно. Когда я освободил его от должности премьер-министра, пошло гулять мнение, что причиной послужили его президентские амбиции: я, мол, боялся соперника в его лице. Амбиции у него были, о чем я и намекал ему в шутку за столом, но причина снятия, повторяю, была одна: его упорное нежелание принимать премьерские решения.

 По материалам книги Л. Кучмы «После майдана»

Комментирование на данный момент запрещено, но Вы можете оставить ссылку на Ваш сайт.

Комментарии закрыты.