Рассказывает следователь прокуратуры г. Горловки Донецкой  области К.    Самохвалова:   Около 4 часов утра 23 марта 1955 г. в 6-е отделение ми­лиции города  Горловки сообщили по телефону, что в доме № 3 по Рудничной улице совершено разбойное нападение, при котором  зверски убиты сестры Кубышкины — Алек­сандра, 17 лет, и Антонина, 14 лет.

 Дежурный  милиции сообщил об этом прокурору Центрально-городского района г. Горловки  Янковско­му, вместе с которым я и оперативные работники милиции немедленно выехали на место происшествия. До нашего прибытия оно охранялось милицией.

 Прибыв туда, мы установили, что убийство произошло в доме Бережновой, в 25 м от которого на том же земель­ном участке расположен дом Кубышкиных. Со слов присутствующих на месте происшествия граждан, мы узнали, что ночью в доме Кубышкиных умерла бабушка. В связи с нахождением покойной в квартире сестры Кубышкины остались ночевать в доме Бережновой, которая сама в эту ночь была в квартире Кубышкиных. В доме Бережновой, кроме сестер Кубышкиных, никого не было. 

 Возвратившись домой под утро, Бережнова обнару­жила дверь открытой. В первой комнате горел свет,  на полу лежала мертвая Антонина с обширными ранами на голове и на груди. В неосвещенной   спальне около кровати, на полу, лежала окровавленная Александ­ра, подававшая признаки жизни. На крик Бережновой прибежали родные потерпевших и соседи, вызвавшие карету скорой помощи, на которой Александру увезли в больницу, где она вскоре скончалась. Труп Антонины был отправлен в морг^.

 По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Антонины и Александры наступила от колото-ре­заных ран. У Антонины одна из ран доходила до позво­ночника, основные внутренние органы шеи были перере­заны. На шее у Александры имелись четыре большие резаные раны, колото-резаные раны находились на лице, груди, височной области, на руках. У нее были перерезаны пищевод и трахея. Защищаясь от наносимых ей  ударов, Александра закрывалась руками,  на   которых   имелись большие — длиной 8 см лоскутные резаные раны. 

При осмотре места происшествия было установлено, что одно из окон южной стены дома Бережновой повре­ждено, оно вынуто и стоит прислоненным к стене под окном, а внутреннее — разбито. К окну снаружи приставлены деревянные носилки, с помощью которых преступник, по-видимому, проник в дом. На веранде, расположенной у восточной стены дома, оказались вынутыми два стекла размером 15х10 см. Стекла стояли прислоненными к стене веранды. 

 При тщательном осмотре на поверх­ности стекла, стоявшего у стены под окном, удалось обнаружить ясные паль­цевые отпечатки. Кусок оконного стекла с пальцевыми отпечатками был изъят и упакован так, чтобы не повредить следов на его поверхности. 

 В квартире Бережновой во всех комнатах вещи нахо­дились в хаотическом беспорядке. На полу имелись обильные лужи крови, а на стенах видны брызги крови. На не­крашеном полу в первой комнате, где находился труп Антонины, были четкие кровяные следы босой ноги не­большого размера. В комнате, где спали пострадавшие, также имелись большие лужи крови; на полу лежало окровавленное стеганое одеяло, в некоторых местах про­колотое каким-то орудием, по-видимому, ножом. В пер­вой комнате под столом стоял деревянный сундук, нахо­дившиеся в нем вещи были в беспорядке. 

 По заявлению Бережновой, до ее ухода из квартиры сундук стоял во второй комнате (спальне), и в нем были аккуратно сложены вещи, часть из которых исчезла после случившегося. Место происшествия я сфотографировала, а также составила план расположения комнат, предметов и вещей в квартире Бережновой. 

 Внимательно осматривая открытую местность вокруг дома Бережновой в поисках следов преступника, в 300 м от дома № 3, в овраге, находящемся между улицами име­ни Фрунзе и Пугачевской, мы обнаружили закопанными на небольшую глубину в рыхлую землю носильные ве­щи — пиджак, брюки, женское пальто, юбку и другие, при­надлежащие Бережновой и Трофимовой, проживающей в квартире Бережновой. 

 На противоположной стороне оврага, к северу, на грун­товой проезжей дороге стоял деревянный пустой чемодан, принадлежащий Трофимовой. В 125 м от дома Бережно­вой, на юго-запад, в небольшом углублении склона этого же оврага были обнаружены присыпанные землей два женских пальто, мужские хромовые сапоги и шерстяная рукавичка. 

 Применение на месте служебно-розыскной собаки по­ложительных результатов не дало, так как собака, дойдя до ручья, протекавшего в овраге, потеряла след. На основании данных, собранных на месте происше­ствия, и допроса свидетелей возник ряд версий и в том числе, что убийство совершено с целью грабежа. 

 При проверке этих версий перед следствием возникла необходимость: 

 1.  Изучить круг лиц, проживающих в поселке побли­зости от домов Кубышкиных и Бережновой. 

 2.  Выяснить образ жизни Бережновой и семьи Кубыш­киных. 

 3.  Установить, кто посещал дом Кубышкиных в день, предшествовавший убийству. 

 4.  Выяснить, кто оставался в доме у Кубышкиных в ночь разбойного нападения на квартиру Бережновой. Кто и как часто посещал их дома, их взаимоотношения между собой и другими жителями поселка. 

 С помощью работников уголовного розыска, в тесном контакте с которыми производилось расследование, уда­лось установить, что часть вещей, похищенных у Береж­новой, были обнаружены зарытыми в огороде родствен­ников Кубышкиных — Гаевых. Дядя погибших — Гаевой Иван Павлович, 27 лет, нигде не работал, в 1950 году при­говаривался за кражу к 8 годам лишения свободы, но был освобожден по амнистии, а в 1953 году — за хулиганство к 2 годам лишения свободы. Отбыв наказание и приехав к родным, Гаевой на работу не устраивался. 

 По показаниям свидетелей, в ночь с 22 на 23 марта мать Гаевого ушла к Кубышкиным, где находилась до утра. Гаевой оставался дома с глухонемым отцом. 23 марта примерно в четвертом часу утра его раз­будила мать, и он пошел в дом к Бережновой, где принял активное участие в отправке пострадавших в больницу. Гаевой показал, что он вскоре после происшествия захо­дил в дом к Бережновой, но к окнам не подходил и стекол не трогал. Однако дактилоскопическая экспертиза устано­вила, что на осколке стекла из рамы, через которую про­ник в дом преступник, имелись четыре следа, оставленные большим пальцем правой руки  И.  Гаевого. 

 Получив это заключение, к допросу Гаевого я, однако, приступила не сразу. Прежде я подробно допросила его мать, сестру и Бережнову, которые показали, что до на­стоящего происшествия, Иван никогда в доме у Береж­новой не был. Глухонемой отец Гаевого показал с по­мощью переводчика, что у них в доме были два больших ножа, один из которых исчез накануне убийства Ку­бышкиных. 

 Мать Гаевого рассказала, что она после 12 часов ночи подходила к своему дому посмотреть, дома ли Иван, и в окно видела, что Иван плел сетку для ловли рыбы. Иван пояснил, что он плел сетку с вечера, а затем, выпив водки, принесенной отцом, ушел на вокзал. Отец отрицал, что 23 марта он принес водку. Обыском в квартире Гаевого никакой сетки обнаружено не было. 

 Эти обстоятельства давали основание предполагать, что убийство могло быть совершено Гаевым с целью ограбления. На всех допросах Гаевой утверждал, что до обнаружения убитыми сестер Кубышкиных он в доме у Бережновой никогда не был. 23 марта рано утром он на­ходился там непродолжительное время  только в первой комнате, перед тем как он с каретой скорой помощи уехал в больницу, сопровождая пострадавших. После этого к дому Бережновой он больше не подходил, так как двор охранялся работниками милиции. Все собранные доказательства свидетельствовали о том, что Гаевой не мог случайно оставить следы своих пальцев на стекле.

 Ознакомившись с собранными доказательствами, и особенно с заключением дактилоскопической экспертизы, Гаевой признал себя виновным полностью и рассказал, как он совершил преступление. 

 Зная об отсутствии Бережновой, он выбрал момент, когда у Кубышкиных собрались соседи для прощания с покойной, и, вооружившись ножом, пришел к дому Бе­режновой. Во дворе снял с себя телогрейку, резиновые сапоги и пытался выставить в веранде стекла. Потом он подошел к другому окну, откуда мог наблюдать за домом Кубышкиных, на случай если кто-нибудь выйдет от Ку­бышкиных. Стекло, освобожденное им от замазки, лоп­нуло, и часть его осталась в раме. Этот осколок он взял обеими руками, вытащил и поставил на землю под окном. 

 Выставив стекло в окне, Гаевой проник в дом. В это время проснулась находившаяся там Александра и спро­сила: «Кто там в доме?» Боясь разоблачения, Гаевой стал наносить Александре удары ножом, от которых она защищалась стеганым одеялом. От шума проснулась Ан­тонина. В страхе она закричала, тогда Гаевой бросился на нее. Спасаясь от него, Антонина убежала в первую ком­нату, где бегала вокруг стола, а затем под ударами Гаевого упала на пол. 

 Собрав вещи и сложив их в чемодан, который стоял в комнате, где проживала Трофимова, Гаевой с вещами вышел из дому через двери. Вещи он спрятал в овраге.  Так как нож, которым было совершено убийство, не найден и Гаевой забыл место, куда он его забросил, ему предложили описать внешний вид ножа. 

 Гаевой собственноручно нарисовал нож, которым он совершил убийство. Его отец подтвердил, что нож, изобра­женный сыном, действительно у него имелся, и что имен­но этого ножа в доме не стало после 23 марта. 6 апреля поздно вечером в присутствии понятых Гае­вой указал еще два места, где он спрятал похищенные вещи, которые были отрыты, а затем опознаны Трофи­мовой. 

 По делу была проведена судебно-медицинская экспер­тиза для установления причины смерти девушек и для ре­шения вопроса о том, каким орудием им были нанесены повреждения. Учитывая особую жестокость совершен­ного преступления, была проведена психиатрическая экспертиза, признавшая Гаевого вполне вменяемым. 

 Несмотря на то, что Гаевой при допросе признал себя виновным в убийстве и дал подробные показания, которые подтверждались другими доказательствами, позже он изменил свои показания и заявил, что убийства не совершал, а лишь подобрал кем-то награбленные вещи, когда бежал утром к дому Бережновой, и спрятал их сначала у себя в сарае, а затем закопал в овраге. 

 Объяснения Гаевого о находке вещей опровергались, в частности, показаниями его матери. Она рассказала, что, узнав о разбойном нападении на квартиру Бережновой, побежала домой и разбудила сына Ивана и мужа. Все трое они бежали по одной дороге—напрямик от своего дома к дому Бережновой. По дороге Иван нигде не оста­навливался и не возвращался. 

 Заявление Гаевого о том, что он по возвращении из больницы подходил к окнам квартиры Бережновой, брал в руки осколки стекол, рассматривал их и, следовательно, тогда мог оставить следы, также было опровергнуто сви­детельскими показаниями. Было установлено, что к мо­менту его возвращения из больницы место происшествия 

 По показаниям Гаевого, свою верхнюю одежду, которая была испачкана в крови, он сжег в печке, а кровь на рубашке замыл. Ис­следовать остатки крови на рубашке не было смысла вследствие того, что Гаевой после обнаружения преступления помогал перено­сить пострадавших в карету скорой помощи и в этот момент мог испачкать кровью свою одежду. 

 Место происшествия уже осматривалось следователем и охранялось работни­ками милиции, а стекла с пальцевыми отпечатками были изъяты. Во время судебного разбирательства материалы предварительного следствия получили свое полное подтвер­ждение. Выездной сессией областного суда Гаевой был признан виновным по ч. 2 ст. 2. и приговорен высшей мере наказания. 

 ПРИМЕЧАНИЕ «УКРАИНСКИХ ВЕДОМОСТЕЙ»

 За умелое раскрытие этого преступления приказом Генерального Прокурора СССР следователю  Само­хваловой объявлена благодарность,  она была премирована месячным окладом.