Агнешка Пясецкая — эксперт европейского фонда «Открытый диалог», который занимается экспертной поддержкой закона «Об очищении власти». В рамках проекта фонд сотрудничает с юристами, бывшими судьями, профессорами права, внедрявшими люстрацию в своих странах. Агнешка рассказала о том, как проходила люстрация в Польше

— Польша едва ли не первой из всех стран бывшего соцлагеря начала процесс люстрации в стране. 

— Действительно, в 1992 году Cейм решил провести люстрацию. Министру внутренних дел поручили подготовить список сотрудников и агентов служб безопасности коммунистической Республики Польша. Уже тогда часть депутатов настаивала, что нельзя всех автоматически увольнять. Тем не менее, Сейм принял решение, и вскоре министр внутренних дел зачитал список из 66 человек, которых планировали уволить. Среди них был и президент Польши. В итоге Лех Валенса на следующий день распустил правительство. Решение Cейма он направил в Конституционный суд, и тот признал его неконституционным.

— Почему президент и часть депутатов были против? Коммунистическое лобби? Или они боялись потерять своих людей в «хлебных» министерствах?

— Нет, у нас речь не шла о коррупции. Просто было мнение, что если многие люди лишатся работы, да еще и во времена экономического кризиса, когда новых рабочих мест нет, то мы получим внутреннего врага. И этим сможет воспользоваться любая страна, чтобы помешать процессу демократизации Польши.

— Как удалось достичь компромисса? 

— С 1992 по 1996 год Cейм рассмотрел шесть вариантов закона о люстрации, и только в конце 1996 года закон наконец приняли. 1 января 1997-го он вступил в силу.

— Что он в итоге из себя представлял? 

— Все депутаты, госслужащие, претенденты на выборные должности, менеджеры стратегических государственных предприятий, представители юридических профессий, ректоры вузов и два их заместителя и все, кто работал в службах безопасности коммунистической Республики Польша, должны были подать люстрационные декларации в офис омбудсмена общественных интересов. Если человек указывал неправдивые данные о себе, он лишался права занимать государственные должности на 3,5 или 10 лет.

— А если человек честно говорил: «Да, меня заставили сотрудничать со спецслужбами КГБ»? 

— Тогда к нему не применяли никаких санкций. Естественно, проверяли, чем он занимался, находясь в должности. Но это делали уже в соответствии с другими решениями парламента (не по закону о люстрации). Если человек указывал неправдивые данные о себе, он лишался права занимать государственные должности на 3,5 или 10 лет

— Тогда получается, что люстрация была просто проверкой на честность? 

— Да. Но есть нюансы. Ведь у нас был не только закон о люстрации. Скажем, разведку и контрразведку Польша создала практически заново. Остались, правда, и офицеры прежних лет, но все они прошли специальную проверку — и на лояльность, и на профессионализм. Но это уже происходило не по закону о люстрации. Было другое решение парламента.

— Чиновники оказывали какое-то сопротивление?

— Да, все было. Что касается военной разведки и контрразведки: еще в мае-апреле 1989 года генерал, ответственный за эти вопросы, передал много документов в Москву. Гражданские службы безопасности по ночам жгли акты. И это происходило в течение нескольких лет — с 1990 по 1992 год. Но большая часть документов уцелела, и база для проверок все-таки осталась.

— Как долго продолжался процесс люстрации в Польше?

— Он и сейчас идет. С начала 2007 года все люстрационные дела передали в Институт памяти народа. Это большое научное учреждение, которое занимается историческими исследованиями — начиная от Первой мировой и заканчивая падением советского режима в Польше. Там есть департамент проверки документов, прокурорский отдел, комиссия по расследованию преступлений против народа.

— Как обеспечивается независимость этой структуры?

— У нас глава Института памяти народа — это всегда крупный научный авторитет, который пользуется доверием. Его и его заместителей рекомендует сам научный совет института, а парламент только утверждает это решение. Финансирование же происходит автоматически.  Но, конечно, бывает и недовольство. Скажем, когда историки института написали книгу про Леха Валенсу, где утверждали, что он контактировал со спецслужбами Республики Польша, в СМИ поднялась целая кампания против института. Мол, Валенса — крупный авторитет, как можно такое писать и так далее. При этом никто не проверял факты, изложенные в книге.

— Когда-то звучали опасения, что чиновники, уволенные по закону о люстрации, начнут массово подавать иски в Европейский суд. Польша сталкивалась с этой проблемой? 

— Да, иски были, и на основании решений Европейского суда даже вносились правки в закон. Скажем, мой друг, юрист, защищал и защищает людей в ЕСПЧ. Однажды он выиграл иск, потому что в законе не было предусмотрено право человека ознакомиться с документами дела по люстрации. И после этого в закон внесли правки. Сейчас у всех, кто подпадает под действие закона, есть гарантия доступа к документам. Кстати, этот юрист — один из экспертов нашего фонда.

— Иски были массовыми? 

— Нет. Это были единичные дела. Но некоторые из них длятся очень долго. Скажем, депутат Лешек Мочульский судится уже много лет, доказывая, что не сотрудничал с органами безопасности. Напротив, наш евродепутат Михал Бони признался в люстрационной декларации, что был сотрудником служб безопасности коммунистической Республики Польша. И что? Он пользуется доверием, и каждый подаст ему руку. Мы и сами как организация с ним общаемся.

— А как в целом польское общество относилось к идее люстрации? 

— Пятьдесят на пятьдесят. Как, впрочем, относится к ней и сегодня.

Автор: Анастасия Рафал, РЕПОРТЕР