Дело № 19482 хранится в госархиве Запорожской области уже как дело реабилитационное под номером 662. Вчитываешься в пожелтевшие страницы – страх берет: неужели такое могло быть?

Вот один из первых документов: «… г. Запорожье, сентября дня, 1936 г. Я, оперуполномоченный СО УГБ Запорожского ГО НКВД – младший лейтенант Государственной безопасности Клибанов, рассмотрев материалы о преступной деятельности гр. Симочкина Степана Герасимовича… постановил: избрать мерой пресечения… содержание под стражей в Запорожской тюрьме…»

Кто этот человек, которого лейтенант госбезопасности упек в тюрьму? Убийца? Диверсант? Шпион? В протоколе обыска, который проводил комендант горотдела ГКВД Доров, среди разных квитанций и газетных вырезок указано и удостоверение прокуратуры, из которого становится ясно, что Степан Симочкин некто иной как прокурор Запорожья. Что же он сделал?

Из обвинительного заключения: «… в мае 1936 года Запорожским горотделом НКВД была ликвидирована контрреволюционная троцкистская организация, в состав которой входил ряд членов Запорожского троцкистского центра. До решения вопроса в Особом совещании при НКВД СССР, обвиняемый Симочкин освободил всех обвиняемых под подписку о невыезде…

Взяв под свою защиту активного троцкиста Старостенко и намереваясь освободить его из-под стражи, дал ему явно контрреволюционный вывод, в котором указал, что «Троцкий действительно в свое время был большим человеком и поэтому не может считать одобрение Троцкого контрреволюционной пропагандой. И предложил дело… закрыть…».

К материалам дела на прокурора другой оперуполномоченный 4-го отдела младший лейтенант госбезопасности Коган приобщает письмо Симочкина прокурору области.

«Направляю при этом дело по обвинению Старостенко Владимира Ивановича по ст. 54-10 ч.1 УК УССР вместе с обвинительным заключением Запорожского гортодела НКВД, с которым я не согласен, поскольку считаю, что оснований для передачи дела в суд  собрано недостаточно.

Старостенко по своему развитию является малообразованным человеком, а вся его агитация сводилась к тому, что во время разговоров вспоминал Троцкого и говорил, что Троцкий был хорошим человеком, сидел в Кремле вместе с вождями и его куда-то выслали, ему почему-то не верили…».

Далее прокурор Запорожья в своем заявлении ссылается на показания свидетелей подобных мелочных разговоров, надеясь, что прокурор области вникнет в суть и дело прекратит в связи с несерьезными обвинениями, которые сотрудники спецслужбы предъявили малограмотному человеку.

На то время прокурор Днепропетровской области Ахматов (Запорожье в те годы входило в состав этой области) уже был арестован, а новый областной прокурор стушевался пред органами НКВД, деятельность которых, как и других государственных органов, должна была находиться под надзором прокуратуры.

На самом деле и прокуратура, и суды в то время находились под плотным «колпаком» спецслужбы, которая и в  центре, и на местах бдительно следила не только за каждым работником суда и прокуратуры, но и за каждой буквой, выходящей из-под пера.

Как раз этот момент в прокурорской стенгазете  (рукописные стенгазеты были тогда в каждом учреждении, в том числе, и в прокуратуре и судах) была размещена статья адвоката Воска, в которой, по мнению следователя, была «контрреволюция».

Это тоже вменили в вину прокурору Запорожья. Он дал такие показания: «В статье Воск, характеризуя капиталистическое общество с его голодом, эксплуатацией, угнетением масс, вместо слова «капиталистическое» поставила «социалистическое» общество». Таким образом, в статье вышло, что признаки капиталистического общества, то есть голод, эксплуатация, угнетение присущи не капиталистическому, а социалистическому обществу…».

Тут уже некуда было деваться – как говорится, приперли к стенке. Пришлось городскому прокурору признать свой «политический недосмотр» и на допросе пояснить следователю НКВД: «Заметку, которую она пропустила в газете, я сразу же показал начальнику горотдела НКВД т. Рейхману, который не придал этой заметке значения и признал как техническую ошибку».

Эта злосчастная заметка появилась в газете в марте. А следователь приобщил ее в качестве вещественного доказательства «гнезда контрреволюции» в прокуратуре через пять месяцев. А в октябре прокурору Запорожья предъявили еще одно обвинение. Оказалось, что народным судьей работал некто Захаров – по данным НКВД он десять лет назад был троцкистом.

Из материалов уголовного дела по обвинению прокурора города.

Следователь: — В аппарате суда и прокуратуры был выявлен троцкист и двурушник Захаров. Независимо от того, что этим вопросом занимаются органы НКВД, вы, как прокурор города обязаны были возбудить вопрос о немедленном привлечении Захарова к уголовной ответственности. Почему вы этого не сделали?

С. Симочкин: — Потому что этим вопросом занимались органы НКВД…

Хотя прокурор мог бы ответить, что на своей должности он с 1934 года, и не мог знать, каких взглядов придерживался в 1927 году судья Захаров. Но следователь и этот факт приобщил к материалам дела.

Почти год по делу арестованного Симочкина проводилось следствие с допросами и пытками. Затем  дело прокурора  следователь НКВД б передал на рассмотрение Особого совещания при  наркоме внутренних дел СССР.

Эта внесудебная инстанция вынесла решение: «Симочкина Степана Герасимовича за содействие контрреволюционерам-троцкистам приговорить к пяти годам в исправтрудлагерях, учитывая срок с 10.09.1939 года…».

Из документов, которые хранятся в архиве, известно, что осужденного направили с первым этапом на Дальний Восток, в бухту Нагиева, откуда политзаключенных морем вывозили на Колыму. Об этом Степан Симочкин успел с дороги сообщить жене письмом, в котором просил выслать посылку с теплыми вещами. Но посылка, отправленная женой, вернулась с ответом, что адресата нет.

В 1939 году Александра Ивановна Симочкина, обеспокоенная тем, что уже два года нет вестей от мужа, обратилась в Главное управление лагерей СССР (ГУЛАГ) с просьбой сообщить о его судьбе. Ей пришел ответ, из которого следовало, что Степан Симочкин осужден на 10 лет без права переписки. За этой  формулировкой «без права переписки» НКВД прикрывал расстрел. Но Александра Ивановна, как и сотни тысяч жен репрессированных, не могла этого знать, и все годы ждала мужа.

После смерти Сталина и известных событий 1953 года она снова обращается в соответствующие инстанции, ей отвечают, что ни в списках живых, ни в списках мертвых такого нет.

«Спрашивается, где же мог пропасть кристальной души человек? – с болем пишет женщина. – Честный коммунист был стерт с лица земли неизвестно за что, а бандиты, убийцы, диверсанты были выпущены на свободу…». Да, это было холодное лето 1953 года.

О судьбе экс-прокурора Запорожья стало известно в 1957 году, когда на вопрос прокурора Запорожской области пришел ответ из управления КГБ СССР по Омской области.

«Сообщаем, что на Симочкина Степана Герасимовича, 1900 года рождения, у нас есть только архивно-следственное дело, — сообщил полковник КГБ Громов, — … по которому он был повторно осужден в 1938 году, пребывая в заключении. Это дело по протесту военного прокурора Дальневосточного военного округа пересмотрено и постановлением Военного трибунала… от 24 декабря 1956 года прекращено по п.5 ст. 4 УПК РСФСР».

В «Деле 662» есть любопытные подробности, которые объясняют то, что произошло с городским прокурором. Казалось бы, горком партии должен был бы защитить имя честного человека, обвиненного спецслужбой в том, чего на самом деле не было. Но в материалах «дела № 19482» хранится справка, подписанная вторым секретарем горкома партии Андреем Будным.

Сообщая органам НКВД о совещании с юристами в горкоме, он пишет: «В своем докладе Симочкин пытался в завуалированной форме протащить явно к.-р. антипартийные взгляды против генеральной линии партии, заявляя, что и среди колхозной массы существуют якобы недовольные политикой партии в вопросе коллективизации сельского хозяйства, что материальные условия колхозников не обеспечены и на почве этих недовольств имеют место случаи самоубийств. Отдельные случаи самоубийств Симочкин изображает как общее недовольство, которое якобы существует среди колхозных масс».

Эту справку следователь приобщил к материалам уголовного дела. Но эта бумажка не спасла его автора. Спустя  несколько месяцев сотрудники НКВД арестуют секретаря горкома Будного и расстреляют в Днепропетровске.

Есть еще один документ, который окончательно проливает свет на эту трагедию. Оказывается, каждый шаг прокурора Запорожья, каждое его слово фиксировала … народный судья. Именно она сообщала «куда следует».

Вот строки из документа, который хранится в архивном деле: «Екатерина Семеновна Ш., … пребывая зав. камерой нарсуда в г. Запорожье, а потом председателем обкома профсоюза … систематически подавала в ЦК ВКП(б), ЦК КП(б)У, обком и горком партии, редакцию газеты «Правда», органы НКВД и прокуратуры – разного рода клеветнические заявления на коммунистов (далее идет список фамилий ее жертв – авт.), обвиняя их в тяжких преступлениях…, называя их врагами народа, контрреволюционерами, дезертирами Красной Армии и т.д. и т.п., добиваясь их исключения из партии и ареста».

Очередной жертвой судьи стал и прокурор Запорожья. В 1957 году, когда встал вопрос о реабилитации Степана Симочкина,  ее допрашивали как свидетеля. Эта женщина без угрызений совести рассказала о своем неприязненном отношении к прокурору и о том, что ее поддержал второй секретарь горкома партии Будный.

Вот только один факт ее кипучей «деятельности против врагов народа» (цитирую языком оригинала): «Помню уголовное дело на одного бывшего царского полковника, который работал зав. конного двора «Днепростроя» и заразил 200 лошадей лишаем… Первоначально обвиняемого взяли под стражу, но перед направлением дела в суд его освободили, и он сбежал. Поэтому я вынуждена была объявить Всесоюзный розыск и мне удалось разыскать его в Сибири и этапировать в гор. Запорожье. Однако Симочкин … освободил этого бывшего царского полковника…».

Только через 20 лет в декабре 1957 года по протесту прокурора Запорожской области Владимира Шматченко областной суд «за отсутствием состава преступления» реабилитировал Степана Герасимовича Симочкина  — человека честного и порядочного.

Иван Науменко,  журналист