«Правда, что у вас повсюду расхаживают люди с автоматами? Нет? Странно, кого ни спросишь, все видели…» Устал от подобных расспросов заграничных знакомых. Зло разбирало. Почему «все» видят, а я — нет? На днях наконец повезло. Нет, не расхаживали, просто стояли. Неподалеку от Окружной, возле входа в какое-то складское помещение. Парочка, лет по двадцать, не больше. 

Новенькие, с иголочки, камуфляжи «Tropentarn». «Нулевые» броники. «Калаши» аж лоснятся, муха не садилась. Судя по их виду, парни не столько что-то охраняли (блокировали), сколько позировали. Нечеловеческим усилием воли бойцы пытались придать мальчишеским лицам искомую мужественность. Получалось скверно.

Тот, что повыше, покосился на АК напарника, сипло приказал: «На предохранитель поставь! Не туда «флажок» перевел, придурок, это «одиночка»… С матчастью у воина были очевидные проблемы. «Не стрелял ни разу…», — машинально отметил я. «А убить сможет? А умереть?» 

Приведение  к нормальному бою

Человек с автоматом медленно и неотвратимо становится героем нашего времени. «Зеленый», пятнистый, «цивильный». Оккупант, морпех, самооборонец, гвардеец. К какому разговору ни прислушайся, — все вокруг рассуждают о силе оружия и дискутируют о человеческом бессилии. Должны или не должны были наши военные в Крыму стрелять в агрессора? Правомерно ли «соколы» открыли огонь во время «охоты» на Сашка Билого?

Что должна делать власть? Добровольно раздавать стволы всем желающим перед лицом возможного российского вторжения? Или принудительно изымать стволы у всех, кто не желает их сдавать, ввиду реальной угрозы бандитизма и гипотетической угрозы гражданской войны? Ожесточенно спорят угрюмые мужики, ветхие бабушки, субтильные подростки и яркие девицы.

Правильно делают. Время безжалостно наполнило жизнь иными смыслами. Заставляет пересмотреть устоявшиеся представления о необходимой мере добра и зла, о степени целесообразности и границах компромисса. О некоторых вещах кто-то задумывается впервые. Например, о способности убить себе подобного или принять смерть от рук себе подобного. Не думаю, что об этом всерьез размышляют многие. Но те, кто решится на мускульное напряжение мысли, полагаю, должны выйти из подобного умственного испытания с ясной головой. Которая точно понадобится новой стране. Независимо от того, понадобится ли стране в скором времени готовность каждого из нас слать пули в противника или ложиться под его пули.    

Склонность к поступку, в том числе геройскому, тестируется испытанием. Никто не знает о себе всего наверняка. Показные храбрецы часто первыми покидают поле боя, а записные тихони порою оказываются настоящими героями. Но, в любом случае, попытка ответить самому себе, должна подсказать нужное решение, когда спросит судьба. А времени на обдумывание уже не будет. И придется спешно занимать место того, кто уже сбежал.

«Проживите в себе убивающего и убиваемого. Будет проще, если придется стрелять, — учил нас ротный в редкие моменты выхода из постафганского запоя. — На спусковой крючок нажимает мозг, а не палец. Если мозг в боевой готовности, случайный выстрел исключен, а неслучайный — точен».

В армейском лексиконе есть корявое по форме и точное по смыслу выражение — «приведение оружия к нормальному бою». Наши мозги следует очистить от нагара эмоций, грязи разочарований и пыли мечтаний. Лучший способ разоружить свои мозги от сомнений — терпеливо ознакомиться с сомнениями других. У нас еще есть немного времени на споры. Политика, и все что с ней связано, должна быть предметом дискуссий граждан. Иначе она станет поводом для раскола страны.

Альтернативное суждение — лучшее испытание для собственного мнения. Но определиться каждый должен сам для себя. Фазиль Искандер прав: «Человек должен быть равен самому себе, и потому ему не место в толпе». Человеки, равные самому себе, умеют собираться в стаи, отряды и бригады, легко преодолевают дистанцию между «диванной» и «Небесной» сотнями. Они не сбиваются в толпу, которую легко заводит убойная эмоция и которую легко вести на убой. Они выбирают достойных вожаков, а не творят самовлюбленных кумиров.

Мне трудно назвать отрядами толпы, штурмующие заводы. Мне трудно считать геройством осаду опустевшей Верховной Рады. Мне трудно рассмотреть в них человеков, которых видел на баррикадах. Может, мешает обилие балаклав? 

Кумулятивный эффект

Совет, которым всегда искренне делился с теми, кто мне доверял. В спорах на взрывоопасные темы следует: 

а) осторожно относиться к неоднозначному;

б) избегать резких слов и движений;

в) не давать опасных советов;

в) слушать собеседника, но прислушиваться к голосу рассудка.

Одному особо отчаянному спорщику приводил в качестве примера историю из армейской жизни. Может, аналогия и хромая, но сам случай, безусловно, поучительный. Нашел боец-новобранец на полигоне странную металлическую штуковину, чем-то смахивавшую на банку от шпрот. На боеприпас вроде не похоже. Стал вертеть находку в руках. Подошли двое однополчан. Один вынул штык-нож и предложил «произвести вскрытие». Другой заорал – «Да выбрось ты это на хрен!» Испуганный «дух» выбросил. «Шпротина» отлетела недалеко. Взорвалась. Трое ребят поехали на досрочный дембель в цинковых «парадках».

Лично мне болезненные споры в социальных сетях между умными, патриотично настроенными, но по-разному «заточенными» людьми напоминают эту историю. Журналисты, гражданские активисты, общественные деятели. Их безапелляционность по отношению к неоднозначному, необоснованная резкость по отношению друг к другу взрывает наметившееся единство. Позволившее сообща свалить общего внутреннего врага и необходимое в будущей борьбе с врагом внешним.

Спор на тему «Сашко Билый — бандит или герой?» лишен логики именно в силу такой постановки вопроса. Потому что есть люди, для которых он все равно будет «своим». И таких — немало, его похороны это косвенно подтвердили, прощание с покойным — единственная массовая акция, на которую не загонишь и не заманишь. Для одних он останется таким себе неоднозначным «робин гудом», спрос на которых в смутные времена всегда выше, чем на однозначных «питер пэнов». Для других — опытным бойцом, присутствие которого способно было (в случае необходимости) ободрить тех, кто, в отличие от убитого, видел русские танки только на картинках. Для третьих — соратником по борьбе.

С другой стороны, есть люди, у которых «Правый сектор» (едва ли не главным олицетворением которого в последнее время был Александр Музычко) небезосновательно ассоциируется с формализованным рэкетом и вольным или невольным подыгрышем Москве, как никогда заинтересованной в нашей разобщенности.

Не сам спор, а его тональность, да еще в исполнении людей, формирующих общественное мнение, гробит надежду на окончательную сплоченность. Сплоченность людей, еще вчера вместе стоявших на баррикадах, таскавших покрышки, спасавших раненых, веривших в общую победу. Кризис доверия в нашем кругу на руку тем, кто искусственно стимулирует наше неверие в государство.

Переход на личности и частности уводит от главного. От совместного давления на систему. Которая пока не наказала ни одного виновного в смерти «небесной сотни»; не арестовала ни одного серьезного подозреваемого в организации убийств и совершении государственной измены; не покаялась за трусость и безалаберность в Крыму.

Которая сквозь пальцы смотрит на то, как «герои» обирают граждан и запугивают журналистов, а «борцы с преступностью» молча взирают на штурмы предприятий и аферы высокопоставленных воров. Власть по-прежнему толком не контролирует улицы, регионы, силовиков, оружие. Мы должны стать требовательным контролером власти, но не ее бездумным палачом. Иначе облегчим жизнь карателям, истомившимся в ожидании близ наших границ.

Мы тратим на споры друг с другом силы, необходимые для общей борьбы. Что больше играет на руку Москве? «Художества» Музычко в облсовете или художества «Сокола» при его задержании? Кому мы больше не верим — Авакову или Ярошу? Милиции или «Правому сектору»? Кто опаснее? Отвязанные «щенки» в камуфляжах, хищные «быки» в брониках, хитрые «псы» в милицейских погонах, «хамелеоны» с депутатскими значками или «кроты» с георгиевскими ленточками?

Пока мы выстраиваем этих «зверей» по ранжиру, мы забываем о голодном «медведе», который только радуется нашей готовности едва ли не стрелять друг в друга. Пока наши мозги воюют, наши пальцы нам неподконтрольны. Являясь сторонником вооружения населения, я с естественным опасением думаю о том, во что выльются словесные распри людей, «отягощенных» стволами.

И сколько автоматов может попасть к тем, кто видит в них не средство защиты Родины, а средство ее грабежа. С разговорами о том, что все бандиты и так вооружились, не соглашусь. Организованные, скорее, да. Но слабость власти ежедневно плодит число потенциальных новобранцев от разбоя. Пока власть не контролирует ситуацию, а мы — эмоции, акция «Здравствуй, оружие!» может обойтись дорого.

Выскажу крамольную мысль: пускай наша снисходительность к чужим заблуждениям и предубеждениям будет ценой поиска общих убеждений. Давайте вооружим мозги и осторожно отнесем на безопасное расстояние то, что может оказаться миной. Давайте не ковырять штык-ножом в сомнительном, пока отчетливый враг назойливо маячит у наших границ. Потому что лично я убежден: те, кто возмущается «блюстителями», беспомощными в борьбе с клюевыми, жилиными и аксеновыми, но резвыми в борьбе с «билыми»; и те, кто возмущается милитаризованными гопниками и картинными штурмами Рады, — в массе своей одинаково честно стремятся к тому, чтобы жить в государстве, где человек в милицейских погонах ассоциировался бы с чувством защищенности, а не презрения или ненависти.

А человек с оружием вызывал гордость, а не страх. Мы были на одних баррикадах, и нам еще, возможно, придется побывать в одних окопах. Давайте не делать резких движений. Давайте послушаем другого, но прислушаемся к собственному рассудку. Давайте пока поставим «калаш» на предохранитель. Чтобы потом определить — ставить на «одиночный» или «автоматический». Чтобы случайный выстрел был невозможен, а неслучайный — точен.

Уверен, это предельно прояснит ситуацию для каждого. И позволит хладнокровно рассмотреть истинных провокаторов и настоящих предателей. Не суть важно, они платные, или «природные». Которые, по тому же Искандеру, провоцируют и предают не из выгоды, а по велению сердца, «чтобы почувствовать себя значительными в момент предательства, вершителями судеб». Вооруженные мозги серьезно улучшают зрение, позволяющее увидеть ехидну, где бы она ни квартировала — на Банковой или Садовой, на Богомольца или в гостинице «Дніпро». Мы должны точно увидеть мины и воспитать саперов. Подрывников и так хватает.  

По ту сторону ствола

Есть тексты, которым суждено пережить время. Для меня таким является «Маргінальна моя Україна» покойного Саши Кривенко, написанная 21 год назад. Неутомимым патриотам и горячим мстителям из числа своих знакомых я настоятельно ее рекомендую как чрезвычайно актуальную.

«Бути українцем — це покута. Любити покуту — значить бути мазохістом…Якщо сьогодні хтось голосить «Україна для українців», то йому слід би уточнити — для політичних українців. Бо етнічних українців залишилося, мабуть, чоловік сорок, враховуючи всі кровозмішення з часів половецьких… Хлопчаки, які волають «Україна для українців», нагадують мені дідусів на дискотеці. Люди з молодою кров’ю мислять інакше — «Світ для України». … Маємо вже досить маргінальної, забиченої, вузьколобої України. Я люблю іншу…»

Я — тоже. Я хочу Украину, за которую не было бы стыдно и в которой не было бы страшно. Мирную и открытую миру.

Простая мечта. Как та, которая осуществилась несколько лет назад. Я тогда лежал в палате, прикованный к постели. В единственном окне видел строительный кран, стену соседнего здания и грязную антимоскитную сетку. Я мечтал когда-нибудь встать, без посторонней помощи добраться до окна и увидеть солнце и деревья…

После выписки у меня появился ритуал. Каждое утро я подхожу к окну и смотрю на каштан. И я не хочу однажды увидеть под этим каштаном человека с оружием, нацеленным в меня. Ни зеленого человечка в «русской цифре», ни «быка» в камуфляже, ни «сокола» в бронике.

Сергей Рахманин

http://gazeta.zn.ua