Убивали по пьянке, из ревности, с целью грабежа, в ссоре, из хулиганских побуждений. Тех преступлений, о которых сообщают газеты сегодня – заказных, шумных, в чикагском или итальянском стиле, в городе не бывало. И только одно преступление предвосхитило наше время – знаменитое убийство в Лештуковом переулке.

 Четырехкомнатная квартира госпожи Котович во дворовом флигеле дома 2 по Лештукову переулку пользовалась дурной славой. В июле 1909 года здесь сошла с ума и застрелилась жена нанимателя-инженера. Об этом писали газеты. После этого в квартиру долго никто не хотел въезжать. Только в октябре появился приличный господин, москвич, согласившийся, не торгуясь, платить за жилье 100 рублей в месяц – сумму немаленькую. Он тут же нанял и работавшую на Котович горничную. Новый жилец въехал в Лештуков пер. в компании с молодым человеком – своим секретарем.

Горничную он послал в Павловск за вещами, которые, по его словам, хранились в камере хранения тамошнего вокзала. Но вещей в Павловске горничная не обнаружила и к вечеру вернулась домой. Квартира была заперта, на звонки никто не отвечал. Переночевав в дворницкой, горничная отправилась к квартировладелице, и они вместе вернулись в Лештуков. Открыв входную дверь, Котович обнаружила, что заперта и дверь в спальню. Она открыла ее своим ключом и свалилась без чувств. Комната была залита кровью, на одной из постелей лежал обезглавленный труп.

В дом в Лештуковом прибыли чины петербургской сыскной полиции во главе со знаменитым сыщиком Владимиром Филипповым. Обезображенную голову убитого (отрезан нос, уши, снят скальп) нашли сильно обгоревшей в кухонной печи. В спальне лежали орудия убийства – мясницкий нож и лезгинский кинжал. Обнаружен был мужской пиджак известной московской фирмы «Жак» и серебряная мыльница с вензелем в виде буквы «А». Понятно, что все российские газеты от Владивостока до Лодзи и от Гельсингфорса до Мерва сообщили о петербургском кошмарном убийстве.

Опознать личность убитого не представлялось возможным. Труп поместили в прозекторскую Обуховской больницы. Через несколько дней студент Технологического института Константин Гилевич обратился в полицию с заявлением об исчезновении своего брата Андрея, московского инженера, приехавшего недавно по делам в Петербург. Константину было предъявлено обезглавленное тело, и он опознал в нем останки своего брата. В тот же день К. Гилевич был арестован петербургской полицией.

Филиппов не терял времени зря. Пиджак фирмы «Жак» указывал на Москву, и он обратился к своему московскому сослуживцу Аркадию Кошко. Тот выяснил, что пиджак такого типа незадолго до убийства был шит на Андрея Гилевича. Этот господин московской полиции был известен как ловкий аферист. Кошко не раз его допрашивал и помнил особую примету Гилевича: большое родимое пятно на правой щеке. Обезображенное лицо убитого в Лештуковом переулке указывало на две возможности. Могло быть так: некто убил Гилевича и, уничтожив особые приметы покойного инженера, решил усложнить раскрытие преступления. Но мыслима была и другая комбинация: убил сам Гилевич и сделал все, чтобы его жертву приняли за него самого.

На вторую возможность указывал случай, который внезапно вспомнился Кошко. Примерно за месяц до петербургского происшествия к нему на прием пришел пьяненький московский студент по фамилии Лебедев и рассказал странную историю. Нуждаясь в деньгах, Лебедев прочел газетное объявление: «Инженер ищет молодого секретаря для работы в России и за границей. Жалование – 250 рублей». Условия – великолепные (на 35 рублей в месяц в Москве можно было тогда прекрасно жить).

Инженер повел себя, однако, более чем странно. Его совершенно не интересовало, что умеет Лебедев, какова его квалификация. Зато он внимательнейшим образом приглядывался к его внешности и даже сходил с ним в Сандуновские бани. Лебедев было подумал: «Не содомит ли мой будущий хозяин?». Но голод – не тетка, а инженер выплатил аванс и повез студента в деловую поездку – в Киев. Дел в Киеве никаких не было, зато горилки выпили в первый же день немало.

И в гостинице (а хозяин и секретарь остановились в одном номере) Лебедева сморило. Засыпая, он заметил, что инженер как-то странно на него поглядывает. Это показалось студенту подозрительным и он, сделав вид, что спит, начал вполглаза следить за соседом по номеру. А тот подошел к столу, открыл свой докторский саквояж, вынул оттуда длинный и острый мясницкий нож, проверил, хорошо ли тот отточен, и двинулся к кровати Лебедева. Студент заорал от ужаса и, как был, ринулся из номера на вокзал – в Москву. Хорошо еще, что прилег он в одежде и оставил в номере только подарок родителей – серебряную мыльницу с вензелем «А».

В первопрестольной Лебедев первым делом опохмелился и отправился в полицию к Кошко. Теперь Кошко вспомнил эту историю, приказал разыскать Лебедева, расспросил его поподробнее о нанимателе и понял, что им был не кто иной, как Андрей Гилевич. Оставалось выяснить мотив: зачем Гилевичу было имитировать собственное убийство? И мотив вскоре был обнаружен: незадолго до убийства в Лештуковом переулке убийца застраховал в обществе «Россия» свою жизнь на 100 тысяч рублей и четыре полиса раздал своим ближайшим родственникам – братьям и матери.

Об открытии московской полиции и об аресте брата Андрея Гилевича, Константина, сообщили газеты. Предстояло найти убийцу, портрет которого был широко растиражирован, и определить, кто же стал его жертвой. Интерес к делу был необычайный. Не проходило дня, чтобы где-нибудь в Сарапуле или Ямбурге бдительные россияне не приводили бы в полицию предполагаемого Гилевича. При ближайшем рассмотрении оказывалось, однако, что задержанный вовсе не таинственный убийца. Газеты строили догадки о личности возможной жертвы Гилевича. Долгое время муссировалась кандидатура молодого петербургского купчика Андреева, бесследно исчезнувшего незадолго до трагедии в Лештуковом переулке. Но через пару месяцев он был найден в Евпатории, где пил без просыпа с певичкой из местного кафешантана.

Напряжение достигло кульминации. Филиппов между тем не сидел без дела. Во все высшие учебные заведения России был отправлен запрос о пропавших недавно студентах. И вскоре всплыла фигура студента Петербургского технологического института Павла Подлуцкого. Он был сиротой, получил наследство от умершего отца – 8400 рублей, находился в академическом отпуске и жил в Москве. Квартирная хозяйка Павла показала, что незадолго до убийства в Лештуковом ее постоялец поступил секретарем к какому-то предпринимателю на необычайно выгодных условиях и съехал.

 Найден был единственный родственник Подлуцкого, его кузен – московский адвокат, который сам уже собирался обратиться в полицию. С месяц назад он неожиданно получил письмо от Подлуцкого из Парижа с просьбой перевести 8 тысяч рублей, завещанных отцом, из московского банка в парижский. Адвокат выполнил просьбу двоюродного брата, но потом его взяло сомнение. Почерк письма был схож с почерком несчастного технолога, но содержание как-то слишком формально, в нем не было никаких деталей их общего прошлого, семейных воспоминаний. Фотографию Подлуцкого предъявили госпоже Котович и ее горничной, и они опознали в нем спутника Гилевича – его секретаря. Филиппов помчался в Париж. Отношения между российской и французской полицией были как нельзя дружественные.

Россия и Франция в 1909 году были объединены политическим и военным союзом. Но Сюрте Женераль была не в силах помочь русским коллегам. Господин, предъявивший документы на фамилию Подлуцкого, уже снял денежный перевод со счета в Credit Lionnese. Между тем арестованный Константин Гилевич дал откровенные показания. Оказалось, его брат не собирался ограничиться одним злодейством.

Сын богатого бессарабского помещика, Гилевич мечтал разработать комбинацию, которая обеспечила бы его и его семью на всю жизнь. Он перепробовал разные виды коммерческих операций: играл на бирже, основал на паях с компаньоном мыловаренный завод, играл на тотализаторе, в рулетку. Все это приносило доход, но нестабильный и недостаточный. Наконец Андрей Гилевич вычитал план, который ему подходил, во французском полицейском романе. Адский план Андрея Гилевича состоял в том, чтобы после убийства очередной жертвы каждый раз выдавать себя за убитого, страховать свою жизнь под новым именем и снова повторять эту операцию, «погибая» и «воскресая» в новом облике в новых странах и городах.

Выдав брата, Константин повесился в одиночной камере Дома предварительного заключения в Петербурге. Следовало ждать новой жертвы. Теперь погибнуть должен был российский гражданин Павел Подлуцкий, а на самом деле некий несчастный, сколько_нибудь походивший на Андрея Гилевича. Шанс Сюрте Женераль и петербургской полиции был только в том, что им быстро удастся установить время и место, когда «Подлуцкий» застрахует свою жизнь, и это место будет во Франции или в России.

Ведь Гилевич еще не знал, что жертва убийства в Лештуковом определена. Но кто мог гарантировать, что это случится во Франции, а не в любой точке земного шара? Банковские конторы существовали в 1909 году повсюду – от Тебриза до Сан-Франциско, но не было ни Интерпола, ни Интернета. И вот неожиданно кузен Подлуцкого в Москве получил новое письмо из Парижа. «Павел» просил его перевести в Credit Lionnese оставшиеся от наследства 400 рублей. Филиппов железнодорожным экспрессом отправляет в Париж своего помощника, ротмистра Кунцевича. Ночью в Эльзасе Кунцевича будит телеграмма из России: бойкие петербургские газетчики разнюхали фамилию жертвы убийства в Лештуковом переулке.

Наутро из «Нового времени» Гилевич узнает, что его тайна раскрыта, и будет недосягаем. Кунцевич с помощью французской полиции попытался скупить все поступившие в Париж экземпляры газеты. Но уверенности в том, что преступник все же не узнал о том, что он разоблачен, не было. И вот в середине дня в один из филиалов банка зашел господин, представившийся Подлуцким, и попросил выдать ему переведенные из Москвы деньги. Предупрежденные клерки попросили его зайти попозже и сообщили в полицию.

 14 декабря 1909 года крепкие руки парижских ажанов сомкнули наручники на запястьях преступника, пытавшегося отстреливаться от них из браунинга. Он был отведен в ближайший полицейский участок. С него сняли грим: Гилевич старался максимально походить на свою жертву. Вскоре он во всем признался. Гилевич уже нанял нового «секретаря» и собирался ближайшим рейсом трансатлантического парохода перебраться с ним в Нью-Йорк. В его кармане обнаружили заграничный паспорт на имя Подлуцкого и страховой полис на случай смерти на имя «секретаря» – русского студента, оказавшегося на свою беду в Париже.

Кунцевич телеграфировал в Петербург об аресте Гилевича. А тот, закончив отвечать полицейским, попросил разрешить ему вымыть руки под умывальником. Намылив их, он неожиданно засунул кусок мыла себе в рот и тут же забился в предсмертной агонии. В мыле был маленький кусочек цианистого калия. Мамаша Гилевича (теперь действительно умершего) потребовала у страхового общества «Россия» выплатить полагающиеся ей 100 тысяч страховой премии, но дело в суде проиграла.

Совершенно секретно