ВОЕННЫЕ МЕМУАРЫ экс-министра обороны США Роберта Гейтса

Я не претендую на то, что эта книга является полной, а ещё менее – окончательной историей периода 2066-2011 годов. Это просто моя личная история о том, как я был министром обороны в эти бурные и тяжёлые годы.

***

В августе 2002 года я стал президентом Техасского университета агрокультуры и машиностроения, и к октябрю 2006 года находился на этом посту уже пятый год. Я был там счастлив, и многие – но не все – «агги» (студенты-агротехники; команда TexasA&MUniversity) были убеждены, что я произвёл значительные усовершенствования в университете почти во всех аспектах (исключая футбол). Сначала я подписал контракт на пять лет, но потом согласился его продлить до семи лет – вплоть до лета 2009 года. Затем мы с женой Бекки наконец вернулись в дом на Тихоокеанском Северо-Западе.

Неделя, начавшаяся 15 октября 2006 года – неделя, которая должна была изменить мою жизнь – началась, как положено, с нескольких встреч. Затем я тронулся в путь, который лежал в ДеМойн, Айова, где я должен был выступить с речью в пятницу 20-го.

Сразу после 13-00 в этот день я получил по электронной почте письмо от своего секретаря Сэнди Кроуфорд, в котором говорилось, что советник по национальной безопасности президента Буша, Стив Хэдли, хотел бы поговорить со мной по телефону в течение часа или двух. Помощник Хэдли «весьма настаивал», чтобы сообщение было мне передано. Я попросил Сэнди передать помощнику, что перезвоню Стиву в субботу утром. Я понятия не имел, зачем Стив звонил, но я провёл почти девять лет в Белом доме в качестве члена Совета по национальной безопасности (СНБ) при четырёх президентах, и знал, что Западное крыло часто требует срочных ответов, хотя это вовсе и не обязательно.

Впервые мы с Хэдли познакомились в аппарате Совета по национальной безопасности летом 1974 года и остались друзьями, хотя и встречались не часто. В январе 2005 года Стив – пришедший на смену Кондолизе Райс в качестве советника по национальной безопасности Джорджа У.Буша во время его второго президентского срока – спросил, как я смотрю на то, чтобы стать первым директором службы национальной безопасности, – службы, созданной по закону прошлого года; я был решительно против этого закона – и службы – по причине их неработоспособности.

Президент и его старшие советники хотели, чтобы я заставил всё это работать. Я встретился с Хэдли и главой администрации Белого дома Энди Кардом в Вашингтоне в понедельник инаугуарационной недели. Мы очень подробно обсудили компетенцию и полномочия президента службы, и к концу недели и они, и я думали, что я соглашусь занять этот пост.

В следующий понедельник я должен был позвонить Карду в Кэмп-Дэвид, чтобы дать окончательный ответ. Все выходные я мучительно обдумывал решение. В субботу ночью, лёжа в постели не в силах заснуть, я сказал Бекки, что она может значительно облегчить для меня это решение – я знал, как ей нравилось в Техасском университете, и всё, что она должна была сказать – это что ей не хочется возвращаться в Вашингтон, округ Колумбия. Вместо этого она сказала: «Мы должны выполнять свой долг». Я ответил: «Большое спасибо».

Поздно вечером в воскресенье я бродил по кампусу и курил сигару. Проходя мимо знакомых памятников и зданий, я решил, что не могу оставить Техасский университет – оставалось ещё слишком много того, чего я не успел там осуществить. И мне очень, очень не хотелось возвращаться в правительство. На следующее утро я позвонил Энди и сказал ему, чтобы он передал президенту, что я не возьмусь за эту работу. Видимо, он был ошеломлён. Должно быть, он почувствовал, что я их обманул, о чём я сожалел, но это на самом деле это было решение, принятое в последнюю минуту. Оставалось одно утешение. Я сказал Бекки: «Теперь мы в безопасности – администрация Буша больше никогда ни о чём меня не попросит». Я ошибался.

В девять утра в субботу – на этот раз почти два года спустя – я позвонил Стиву, как и обещал. Он, не теряя времени, просто и прямо спросил: «Если бы президент попросил Вас стать министром обороны, Вы бы согласились?» Ошеломлённый, я ответил ему так же просто и прямо, без колебаний: «Наши парни погибают на двух войнах. Если президент думает, что я могу помочь, у меня нет другого выбора, кроме как сказать «да». Это мой долг». Солдаты там выполняют свой долг – как я могу не выполнить свой?

Сказав это, я сидел за столом как в остолбенении. Я думал про себя: «Боже мой, что я наделал?». Я знал, что после почти сорока лет брака Бекки поддержит моё решение, а также всё, что это означает для наших двоих детей, но всё-таки боялся ей обо всём сказать.

Через несколько дней мне позвонил Джош Болтен, бывший директор Административно-бюджетного управления, заменивший Карда на посту главы администрации Белого дома в начале года, чтобы подстраховаться насчёт моих намерений. Он спросил, нет ли у меня каких-либо этических затруднений, которые могли бы стать проблемой, к примеру, не нанимал ли я в качестве няней или домработниц нелегальных иммигранток.

Я решил немножко повеселиться за его счёт и сказал, что у нас есть экономка, не имеющая американского гражданства. Прежде чем он начал учащённо дышать, я добавил, что у неё есть грин-карта и она значительно продвинулась в оформлении гражданства. Не думаю, что он оценил моё чувство юмора.

Потом Болтен сказал, что для меня будет организована встреча с президентом. Я ответил, что думаю могу просочиться в Вашингтон на обед в воскресенье, 12 ноября, не привлекая внимания. Президент хотел ускорить приезд. 31 октября Джош прислал мне е-мэйл, чтобы узнать, смогу ли я приехать на ранчо Буша в окрестностях Кроуфорда, Техас, на встречу рано утром в воскресенье 5 ноября.

Распоряжения, отданные заместителем главы администрации Белого дома Джо Хэгином, были весьма точны. Он сообщил мне по электронной почте, что я должен встретиться с ним в 8-30 утра в Макгрегоре, Техас, от которого до ранчо ехать 20 минут. Я найду его на парковке у продуктового магазинчика Брукшир Бразерс, он будет сидеть в белом Додже Дьюрандо, припаркованном справа от входа. Одежда – «ранчо кэжуал» – футболка и брюки-хаки либо джинсы. Я вспоминаю это, и мне забавно, что мои рабочие собеседования и с президентом Бушем, и с новоизбранным президентом Обамой были обставлены с большей таинственностью в стиле «плаща и кинжала», чем большинство встреч во время моей многолетней карьеры в ЦРУ.

Кроме Бекки, я никому не говорил о том, что происходит, за исключением отца президента, бывшего президента Джорджа Х.У.Буша (сорок первый президент, Буш 41), с которым хотел посоветоваться. В первую очередь он был причиной того, что я в 1999 году приехал в Техасский университет, чтобы стать временным деканом Школы управления и государственной службы Джорджа Х.У.Буша. То, что должно было стать девятью месяцами работы, по нескольку дней в месяц, превратилось в два года и привело непосредственно к моему назначению президентом Техасского университета A&M. Бушу было жаль, что я перешёл в университет, но он знал, что страна должна быть на первом месте. Кроме того, думаю, он был рад, что его сын обратился ко мне.

Я выехал из дома как раз перед пятью утра, направляясь на собеседование с президентом. Называйте меня старомодным, но я посчитал, что пиджак-блейзер и слаксы больше подходят для встречи с президентом, чем футболка и джинсы. «Старбэкс» так рано не открывается, так что в глазах у меня было довольно мутно во время первой половины 2.5-часового пути. Всю дорогу я думал о том, какие вопросы будут мне задавать, и что я на них отвечу, о масштабе предстоящих задач, о том, как изменится и моя жизнь, и жизнь моей жены, и о том, как подойти к работе министра обороны. Я не могу припомнить чувства какого-либо сомнения в себе по дороге на ранчо в то утро, и это, возможно, является отражением того, насколько мало я понимал тяжесть ситуации. Однако я знал, что есть кое-что в мою пользу: большинство почти не надеялось, что можно как-то повернуть ход войны в Ираке и изменить климат в Вашингтоне.

За рулём я думал и том, как это странно – оказаться в этой администрации. У нас с президентом не было ни одного разговора. Я не играл никакой роли в кампании 2000 года, и меня никогда об этом не просили. У меня не было практически никаких контактов ни с кем из администрации во время первого президентского срока Буша, и меня сильно встревожило, когда мой близкий друг и наставник, Брент Сноукрофт ввязался в публичный спор с администрацией по поводу своей оппозиции решению начать войну в Ираке. Хотя я и был знаком с Райс, Хэдли, Диком Чейни и другими уже много лет, я вступал в команду людей, которые прошли вместе 9/11, которые вели две войны, и которые уже шесть лет были в одной команде. Я буду аутсайдером.

Я прибыл на наше таинственное рандеву в Макгрегоре без проблем. Когда мы подъехали к ранчо, можно было наблюдать разницу в обеспечении безопасности после 9/11. Мне приходилось посещать и другие резиденции президентов, и они усиленно охранялись, но ничего подобного не было. Меня попросили выйти из машины у офиса президента, просторного, но просто отделанного одноэтажного здания, расположенного на некотором расстоянии от главного дома. В нём располагался обширный кабинет и президентская гостиная, а также кухня и пара рабочих комнат с компьютерами для персонала. Я опередил президента (всегда хорошо для протокола), получил чашку кофе (наконец-то!) и осмотрелся вокруг за те несколько минут, пока не приехал президент – ровно в 9-00. (Он был всегда исключительно пунктуален). Ему пришлось покинуть большую компанию друзей и членов семьи, праздновавших 60-летие его супруги Лоры.

Мы обменялись любезностями, и он приступил к делу. Сначала он рассказал, как важно добиться успеха в Ираке, упомянув, что принятая сейчас стратегия не работает, и необходима новая. Он поведал мне, что серьёзно думает о значительном наращивании американских сил для восстановления безопасности в Ираке. Он спросил меня о моём опыте в Группе изучения Ирака (подробнее об этом далее) и о том, что я думаю о таком наращивании. Он сказал, что считает – нам необходимо новое военное руководство в Ираке, и что он внимательно присматривается к генерал-лейтенанту Дэвиду Петреусу.

Ирак явно занимал все его мысли, но он также говорил и о своих заботах в Афганистане; о ряде других проблем национальной безопасности, включая Иран; о настроениях в Вашингтоне; о своей манере ведения дел, включая настаивание на искренности своих старших советников. Когда он особо отметил, что его отец не знает о нашей встрече, я почувствовал себя немного неуютно, но не стал его разочаровывать. Было ясно, что он не советовался с отцом об этом возможном назначении и что, несмотря на позднейшие спекуляции, Буш 41 в этом никакой роли не играл.

Он спросил, нет ли у меня вопросов или неясностей. Я ответил, что в голову приходит пять вещей. Во-первых, по Ираку, исходя из того, что я узнал в Группе изучения Ирака, я сказал ему, что, по моему мнению, наращивание сил необходимо, но его продолжительность должна быть тесно увязана с конкретными шагами иракского правительства – особенно принятием ключевых законодательных инициатив, укрепляющих межрелигиозное примирение и национальное единство.

Во-вторых, я выразил своё глубокое беспокойство по поводу Афганистана и своё чувство, что им в настоящее время пренебрегают, и что слишком много внимания сосредоточено на попытках создать дееспособную центральную власть в стране, которая, по сути, никогда не была единой, и слишком мало внимания уделяется провинциям, районам и племенам.

В-третьих, я чувствовал, что ни Армия, ни Морская пехота не были достаточно велики, чтобы выполнить всё то, что в настоящее время от них требовали, и их состав нужно было увеличить.

В-четвёртых, я предложил, чтобы убрали ложную приманку для Национальной гвардии и Резерва – большинство мужчин и женщин вступили в Гвардию, в частности, ожидая поездок на месяц в летние тренировочные лагеря и на сборы, и что их будут призывать в случае стихийных бедствий или национального кризиса; вместо этого они попали в действующие силы, которые отправляют в командировку на год и более для участия в активных и опасных действиях, и, возможно, будут отправлять не один раз.

 Я сказал президенту, что думаю – все эти вещи негативно отражаются на их семьях и их работодателях, на что необходимо обратить внимание. Он не выразил несогласия с моими соображениями о Гвардии. Наконец, я сказал ему, что, хотя я не эксперт и не имею полной информации, но то, что я слышал и читал, привело меня к выводу, что Пентагон закупает слишком много оружия, которое больше подходит для Холодной войны, чем для 21-го века.

После того, как мы проговорили почти час наедине, президент наклонился вперёд и спросил, есть ли у меня ещё вопросы. Я сказал, что нет. Затем он изобразил что-то вроде улыбки и проронил: «Чейни?» Когда я в ответ тоже изобразил что-то вроде улыбки, он продолжил: «Он имеет голос, важный голос, но только один голос». Я ответил, что у меня были хорошие отношения с Чейни, когда тот был министром обороны, и я думаю, что смогу заставить эти отношения работать. Потом президент сказал, что знает, как я люблю Техасский университет, но что стране я нужен больше. Он спросил меня, хочу ли я занять пост министра обороны. Я ответил «да».

Он был очень откровенен со мной, говоря о многом, включая своего вице-президента, и он был воодушевлён такой же откровенностью с моей стороны. Я остался в уверенности, что, в случае, если я стану министром, он будет ожидать от меня, что я буду говорить ему в точности то, что думаю на самом деле, и я знал, смогу делать это без проблем.

Ошеломлённый, я возвращался обратно в университет. В течение двух недель стать министром обороны – возможность из тех, в которую я продолжал верить наполовину, которая не может стать реальностью. После собеседования, хотя президент и не приказал мне паковать чемоданы, я уже знал, что мне предстоит.

 Около пяти вечера в тот же день я получил е-мэйл от Буша 41: «Как всё прошло?» Я ответил: «Я, возможно, слегка не в себе, но думаю, всё было исключительно хорошо. Я, несомненно, удовлетворён ответами на все вопросы, которые поднимал (включая те, о которых мы с Вами говорили)… Если я не ошибаюсь, всему этому делу собираются дать ход»…

Я продолжал: «Мистер президент, мне грустно думать о возможности покинуть Техасский университет, но я испытываю и крайне приятное чувство – возвращаюсь, чтобы помочь в критический момент. Вам известно, что, если не считать рукопожатия, когда он был губернатором Техаса, я в самом деле никогда не встречался с Вашим сыном. Сегодня мы провели больше часа вместе, один на один, и мне понравилось то, что я увидел. Может быть, я и смогу ему помочь».

Я попросил его быть осмотрительным на предмет того, что ему известно, и он тут же ответил: «Я НЕ протекаю! Рот на замке говорит, что это очень здорово, что он очень горд таким другом, как ты».

 Буквально через несколько минут мне позвонил Болтен, чтобы сообщить, что президент решил двигаться дальше. Анонс для прессы запланирован на среду, 8 ноября, затем в 15-30 съёмка для ТВ, с участием президента, Рамсфелда и меня в Овальном кабинете.

 Чейни, как он писал в своих мемуарах, был против решения президента сместить Рамсфелда, который был его давним другом, коллегой и наставником. В то время я так и думал, и испытал облегчение, когда Болтен вскользь заметил мне, что госсекретарь Кондолиза Райс была в восторге от моей кандидатуры, и что вице-президент сказал, что я «хороший человек». Как заметил Болтен, по словам Чейни, это дорогого стоило.

Я рассказывал обо всём этом Бекки – я не смел поступить иначе – и выразил ей только одно опасение, когда воскресенье подошло к концу. Администрация Буша к тому времени пользовалось крайне низким доверием по всей стране. Я сказал жене: «Я должен это сделать; но надеюсь, что смогу уйти из этого правительства, не запятнав свою репутацию».

 (Глава из книги экс-министра обороны США Роберта Майкла Гейтса)

Источник: http://polismi.ru

 

Вы можете оставить комментарий, или ссылку на Ваш сайт.

Оставить комментарий