На вопросы отвечает участник Великой Отечественной войны, бывший начальник заставы на советско-польской границе Семен Сероштанов.
-Семен Андреевич, какова была предвоенная обстановка на вашем участке границы?
-Наш участок протяженностью километра три-четыре находился в черте города. Граница проходила по реке. Есть там небольшая речка Сан, метров тридцать-сорок шириной. Ее можно свободно переплыть, а местами и вброд перейти. Это и привлекало нарушителей. Особенно их привлекало то, что в случае пересечения границы они свободно могли затеряться среди горожан. Все это обязывало нас быть особенно бдительными.
—Какие в основном были нарущения границы?
-В основном – заброска агентуры. Немецкой, в большинстве из числа поляков. Немцы их вербовали и забрасывали к нам. Но они плохо служили немцам, фактически никакой деятельности не проводили. Они даже сообщали нам, что немцы готовят против нас войну. Только сроки не называли – не знали.
-Это те, которых вы задерживали?
-Да, они забрасывали на нашу сторону своих осведомителей, и те рассказывали нам, что готовится война. В общем, обстановка постоянно осложнялась. Дошло до того, что немцы заявляли нам протесты по любому незначительному поводу. Допустим, прошел наш пограничник с автоматом, направленным в сторону немецкой границы, и тут уже протест. Телефонная связь проходила по границе, и они подвешивали к ней подслушивающие устройства.
-Общаться с немецкими пограничниками приходилось?
-Случалось. Как-то я сопровождал делегацию на переговорах по пограничным вопросам. Пока там шли официальные переговоры, я пообщался с немецким старшиной. Он говорил: вы строите укрепления, доты, а мы ничего не строим, у нас, говорит, артиллерийские орудия установлены на открытых позициях.
-Не объяснял немец, почему они не строят укрепления?
— Ну, тут же их начальник. Все разговоры, которые нам, пограничникам, приходилось вести с немцами, мы должны были записывать и передавать начальнику отряда.
—И что же вы там увидели?
-Увидели, что они готовятся к войне. Они этого и не скрывали. А еще увидели, что у них техника не чета нашей. И начальство наше видело и понимало это. Но, видно, такая установка была, что войны не хотели. И не готовы были к ней.
-22 июня 1941 года. Хорошо помните этот день?
-Еще бы! Такое не забывается. С 21-го на 22-е я заступил дежурным офицером по заставе. Все вроде бы шло нормально, как обычно. Погода стояла тихая, теплая. Уже начинало светать. И вдруг началась артиллерийская стрельба. Стреляли прицельно, по штабу отряда. А он находился практически рядом с нашей заставой. Валилось все. Штаб валился, отряд. Все горело. Немцы вплавь пошли, застава в полном составе вступила в бой. Там располагалась еще 14-я застава, четвертая комендатура и штабные резервные подразделения. Они тоже вступили в бой. Бой продолжался где-то до 13 часов. Мы вытеснили немцев за пределы границы.
— Другие войска, кроме пограничников, принимали участие в первом бою с немцами?
-Нет, они не участвовали. Они находились в летних лагерях. Недалеко от границы. Вел бой только наш 92-й отряд пограничников. Потом в этот же день поступило новое распоряжение: снять все пограничные наряды, оставить город и сосредоточиться в летних лагерях 99-й стрелковой дивизии. Это километров пять- шесть от Перемышля. Кстати, этой дивизией командовал генерал-майор Власов.
-Тот самый, который потом перешел на сторону немцев?
-Да, тот самый Власов, которого считают предателем. Я не знаю, как оно там получилось, что он стал врагом. Считаю, что никакого врага там не было. Просто скрутили, взяли в плен, куда было деваться? Это была лучшая дивизия в Красной Армии. Она была награждена орденом Красного Знамени еще в мирное время. Авторитет Власова среди военных был очень высок.
-А вы видели Власова?
-Видел и не раз. Небольшого роста, худощавый. А начальником штаба у него был (не помню фамилию) высокий такой офицер.
-Отступили вы в расположение 99-й дивизии, а дальше?
-Отступали с боем. Бой был жестоким. Продолжался несколько часов, трупов навалили много. И с нашей, и с немецкой стороны. Дивизия Власова тоже на своем участке вела бой с противником. И потери тоже несла большие. 23-го июня начальник отряда Тарутин построил отряд, вышел перед строем, проинформировал об обстановке, а потом обратился сначала к офицерам, а потом и к рядовым: кто хорошо знает станковый пулемет и готов пойти на выполнение особо важного задания? А задача ставилась такая: удержать важный оборонительный плацдарм, не допустить прорыва немцев на левом фланге дивизии. Остаться в живых, предупредил он, гарантии нет, стоять насмерть. Отход возможен только по приказу вышестоящего командования. Закончил он свою речь. Все молчат. Я вышел из строя. За мной – солдаты и сержанты. С разных застав. Они меня не знают, я – их. Знают только, что я начальник заставы. Набралось 75 добровольцев. Я получил приказ командования возглавить этот отряд. Командование дивизии выделило отряду добровольцев 7 станковых пулеметов, боеприпасы и малые саперные лопаты. Из продуктов — ничего. Мол, все равно погибать.
-Вы должны были прикрывать отход власовской дивизии?
-Совершенно верно. На левом ее фланге. Чтобы она могла отступить и не попасть в окружение. Собрались мы примерно к 19 часам 23-го июня. Я получил приказ начальника щтаба дивизии. Оборонительный плацдарм, где мы должны были занять оборону, представлял собой участок длинною в 600 метров. Между двумя дотами. С правой стороны, помню, располагался первый батальон дивизии. С ним потом я установил связь. В приказе было сказано, что я должен был взять в свое подчинение два дота, так как они потеряли связь с выщестоящим командованием. А в каждом доте были счетверенные пулеметы. С учетом этого в отряде на вооружении было фактически 15 пулеметов. На 600 метров протяженности. Это была хорошая огневая мощь. Немцы от этого плацдарма находились в полутора километрах. Там их было сосредоточено до трех с половиной дивизий.
-В приказе было сказано, какое время вы должны продержаться?
-Нет. Сказано было — до получения соответствующего приказа. Прибыли мы туда примерно в 23 часа. Было уже темно. Начальник штаба предупредил – ни в коем случае не допустить обнаружение отряда. Участок был открытый, равнинный. Вырыли окопы, так называемые испанские, вертикальные. В полный рост.
—Такой окоп вырыть – дело нелегкое. Притом же вам все это делать надо было скрытно, чтобы немцы не заметили. Получилось?
-Ну, там же местность полупесчанная, копать было легко. И мы к рассвету, под покровом ночи, провели все работы. Стали ждать полного рассвета. Немцы же педанты, воевали только днем. Ночью у них разведка работает. И связь в это время идет вперед. Ровно в 10 часов начался минометно-артиллерийский обстрел, который длился примерно час, но нам он не принес большого вреда. Преимущество вертикального окопа в том, что укрывшегося в нем можно поразить только прямым попаданием. А это небольшая вероятность. Правда, осколки, особенно минные, летели как-то веером и залетали в окоп на глубину до 30 сантиметров. Тогда я дал команду – подрыть окоп в сторону, чтобы туда можно было укрыться. Кончилась артподготовка, началось наступление. Пошла пехота. По всему 600-метровому участку. Артподготовка у них была отработана. Они вели огонь до предела. До соприкосновения с противником. А потом уже начинали переносить огонь вглубь. Артиллерия сопровождает, не высунешь голову. Они идут, артиллерия бьет. Может, это нас и выручило. Получилось так, что они впритык подошли.
— а сколько метров примерно?
— Разговор слышно было. И мы открыли огонь. Если бы мы раньше это сделали, мы бы себя обнаружили и поражение противника было бы небольшое.
—Значит, немцы все-таки вас не обнаружили, шли с уверенностью, что участок свободен?
-Не обнаружили, хоть и разведка у них сильная. Они иной раз бывали слишком самоуверенными. Сталин говорил: их погубил устав. Они больно по уставу действовали.
—Начался бой, а дальше?
-Открыли мы огонь – немцы начали валиться, как снопы. Пьяные сволочи шли. Набили мы их, я не знаю сколько. В наградном записали – до 900 немецко-фашистских захватчиков уничтожил мой отряд. У людей появилась уверенность в победе. А тут пулеметы стали перегреваться. Охлаждение стволов-то водяное было, а день жаркий. Два расчета замолчали, охлаждали воду. Несколько немцев подошли вплотную к этим двум расчетам. В рукопашной схватке они были уничтожены. А когда наступали, все время кричали: «Рус, сдавайтесь!». Но никто об этом и не помышлял. Люди дрались смело и стойко.
-Семен Андреевич, о чем вы в тот момент думали? Страшно было?
-Вы знаете, особенного страха не было.
—Вы же не знали, где семья, что с ней?
-Когда уходили на задание, жена была там. Она отговаривала меня, ругала. Говорила, зачем ты идешь на смерть, о нас с сыном не думаешь. Она и сейчас вспоминает это, говорит, дурней тебя тогда не нашлось.
Надежда Григорьевна, жена: — Он всю жизнь такой бестолковый, все правды добивается. А где она, эта правда? Вы представляете, каково было мне там с двухмесячным ребенком? Кругом стреляют, все горит, мы, женщины, прячемся в подвалах, не знаем, что с нами будет, а он пошел добровольцем на верную смерть.
-Ладно, Надежда Григорьевна, не ругайте мужа. Все у вас обошлось хорошо: вы, ваш сын и муж остались живы. Вместе с Семеном Андреевичем прожили большую жизнь. Когда закончился бой?
-Бой длился с 10 утра 24 июня до полудня 25 июня.
-Ночных атак не было?
-Нет, бой шел только днем. Потом наступило затишье. И примерно в 13 часов 25 июня прибыл связной первого батальона 99-й дивизии с запиской такого содержания: согласно приказу вышестоящего командования оставить участок обороны и сосредоточиться в летних лагерях 99-й дивизии.
-Много добровольцев вашего отряда погибло в том бою?
-Три человека. Там мы их и похоронили. Пришли мы в штаб отряда. Правда, двигаться я не мог, опух почему-то весь. Солдаты на руках несли меня. А это километров 15. Оказали мне помощь в отряде, отошел немного. Встретили хорошо. Все добровольцы были представлены к наградам. Один из добровольцев вышел из строя и обратился к начальнику отряда от имени всех добровольцев с предложением, чтобы меня представили к званию Героя Советского Союза. А 30 мая начальник отряда и весь штаб погибли в бою. И вот с того времени моя награда повисла в воздухе. А ведь при зачтении этого приказа присутствовал весь личный состав 92-го отряда. Я уже ходил как Герой, но…
-Вы же, наверное, не обращались никуда?
— Я обращался, но никому это не нужно. Наверное, еще есть живые свидетели тех далеких событий, но где их искать?
— Может, документы по представлению не успели оформить?
— Нет, они были оформлены, представление делали. Но ситуация была такая, что немцы уже шли впереди нас. Там такая кутерьма была. Оно, видимо, где-то затерялось.
—Вы имеете в виду, когда началось массовое отступление?
-Да. Когда погиб начальник отряда, уже по существу отряда не было, людей осталось мало. Отступали с боем, мелкими группками. Шли толпой, кто с кем. Потом оказались в окружении. Там было несколько армий. И только в Харькове были созданы заново и округ, и пограничные отряды. Там, по существу, был набор офицерского состава. Я попал в 18-й отряд, с ним выходил из окружения. Оттуда направили за Дон, потом были фронты — Брянский, Первый Белорусский. Я был на должности командира роты. Потом попал в 127-й пограничный полк, снова на должность начальника заставы. Только не на границе, а в составе армии. Осуществляли ее прикрытие. Каждый отряд имел приписку к какой-то армии и прикрывал ее.
-Война для вас закончилась где?
— Я нес службу на западной границе, на территории Украины, как и до войны.
Николай Зубашенко, журналист
Справка.
Семен Сероштанов. Родился в Воронежской области в крестьянской семье в 1913 году. После окончания средней школы уехал в Ростов. Работал на Россельмаше разнорабочим и одновременно учился на рабфаке. В 1933 году поступает в Саратовское офицерское пограничное училище НКВД. После его окончания в 1937 году получает назначение в 20-й пограничный отряд, который базировался на Украине. Служит начальником отдела по проверке документов на КПП в Шепетовке. Принимал участие в походе по освобождению Западной Украины. С 1939 года и до начала войны – начальник заставы в городе Перемышль Дрогобыческой области (была такая). Это на границе с Польшей. Но в то время это была уже не польская, а немецкая территория. Граница проходила в черте города Перемышль по реке Сан. Там же, в Перемышле, была и жена Семена Андреевича – Надежда Григорьевна, с двухмесячным ребенком на руках. Там они и встретили войну.