На вопросы журналиста «Хроник и комментариев» отвечает бывший главный инженер-механик подводной атомной лодки К-210, организатор ликвидации аварии, капитан второго ранга Валерий Марьин.
-Валерий Тимофеевич, что представляло собой боевое судно, на котором вы служили?
-Это подводная атомная лодка второго поколения, построенная в 1967 году. Иначе ее еще называли ракетным подводным крейсером стратегического назначения.
-Но крейсер – это что-то очень большое, это уже не лодка…
-Технические и боевые характеристики нашей К-210 были довольно внушительны. Длина – более 120 метров и водоизмещение 12,5 тысяч тонн. На ее борту было 16 баллистических ракет. Да и расстояния, которые мы преодолевали в походах, измерялись тысячами миль. Наша задача состояла в том, чтобы спрятаться от всех в Мировом океане и ждать указаний о применении ракетно-ядерного оружия.
-Указаний от кого?
-От штаба Военно-морского флота СССР.
-На Америку и Европу. Это было связано с международной обстановкой. Если помните, Рональд Рейган поставил в Европе «Першинги» — новые крылатые ракеты. Сразу нарушился паритет оружия. Пришлось чаще ходить в море и нам, подводникам. И направлять советские атомные боеголовки против американских «Першингов».
-То есть, вы прятались в Атлантическом океане и оттуда собирались нанести удар по Америке и Европе в случае необходимости?
-Совершенно верно.
-Сколько советских подводных лодок противостояло «Першингам»?
-Целая флотилия подводных кораблей, лодок нашего типа. Потом уже их сменили другие, более современные – БДР и БДРМ. Они и сегодня стоят на вооружении. Когда они появились, на флоте ходила такая «утка». Будто Брежнев позвонил Рейгану и говорит: «Ну, что ты меня пугаешь? Я теперь могу послать ракету в твою спальню в Белом доме через форточку».
-Что, такая высокая точность попадания была у наших ракет?
-Точность была поразительная. Скажем, стреляли, находясь недалеко от Гренландии, по цели, которая находилась в районе Норильска. Это тысячи километров. Чтобы получить оценку «отлично», надо было попасть в круг радиусом всего пять метров. Там стоял закопанный в землю телеграфный столб. Это была цель. И часто попадали в круг на «отлично». А иногда даже сбивали столб. И когда необходимо было запускать космический зонд (при этом требуется большая точность), — его запускали с лодки БДРМ. Потому что с наземных установок с такой точностью не запустили бы.
-Вы в море выходили часто?
-Часто, особенно в последние годы. Это было связано, как я уже говорил, с появлением в Европе американских «Першингов». Я бывал в 17-ти боевых походах. За первые семь лет моей подводной службы я отходил четыре «автономки», за последущие четыре года – шесть служб, а за три последних – 7. Естественно, это сказалось и на здоровье, и, конечно, на изнашивании оборудования кораблей, участились случаи аварий. Одна из таких аварий случилась и на К-210, где мне пришлось заниматься ее ликвидацией.
-Расскажите об этом подробнее.
-Наша лодка должна была идти на ремонт. Максимальная выработка основного оборудования корабля – 40 тысяч часов. Мы вышли в море на 44-й тысяче. Нас выпустили в море на 30 суток. И где-то на 25-е сутки нам продлили поход еще на 30 суток.
-И оборудование не выдержало…
-Да, на 56-е сутки похода случилась авария: не выдержала система парогенераторов. Первый очень активный контур смешался с водой и стал попадать в воду второго контура, в пар.
-Чем это грозило?
-В энергетических отсеках повысился уровень радиации.
-И все это под водой, в море?
-Разумеется. Произошла авария, а всплыть мы не можем — над нами льды. Несмотря на то, что предельная глубина у корабля 380 метров, мы больше чем на 200 метров погружаться не могли.
-Как долго шла ликвидация аварии?
-Пять суток. Ликвидация заключалась в том, что заглушили реактор. На лодке было два реактора. Один заглушили, а другой работал на две паротурбинные установки. Мы остались без резерва по пару. А подо льдами нужно работать только в двубортном варианте, то есть, должно работать все.
-В общем, радиации там вы, наверное, изрядно хватили?
-Более, чем достаточно. Для того, чтобы не нервничать по этому поводу, я не менял дозиметр. Как он забился полностью, так я его и оставил. И когда мне нужно было получить статус чернобыльца, я обратился за справкой к начальнику дозиметрической службы базы. Он посмотрел и говорит: «Тебе не поверят, что у тебя была такая доза». У меня было 140 бэр (биологический эквивалент рентгена). Хотя норма в Чернобыле была 50 бэр.
-Почти в три раза выше. А средства защиты какие-то были при ликвидации аварии?
-Если мы там работали пять суток, устраняя неисправности, какая там может быть защита? За пять суток я ни разу не ел – некогда было. Не спал, конечно. На пятые сутки поднимался по трапу, упал и уснул. Меня моряки подняли.
-Какая обстановка была в коллективе экипажа в это время?
-Непростая. Не все вели себя адекватно. Тогда здорово сработал замполит, молодой парень. Мы с ним дружим до сих пор. Он сейчас живет в Киеве – Виктор Шмаков. В то время он был капитан-лейтенант. Он не испугался аварии, пришел в отсек, хотя не обязан был это делать. А помощник командира побоялся спускаться в отсек. Он должен был организовывать питание личного состава.
-Вы имеете в виду отсек, в котором случилась авария?
-Конечно. На первой палубе авария, а наверху — люди. Отсек состоит из трех палуб. С людьми надо было работать. Мне было некогда – я занимался аварией. И Виктор Шмаков взял все на себя.
-За ликвидацию аварии получили награду?
-Получил… Неполное служебное соответствие от командующего флотом и строгий выговор от главкома Чернавина. Затем возбудили уголовное дело, потому что сумма убытка составила 16 млн. рублей.
-Но вы-то тут причем?
— А как же, я – главный инженер-механик, командир электромеханической боевой части лодки. С меня и спрос. Была создана очень солидная комиссия, причем многоотраслевая. В основном из представителей науки и промышленности: конструкторы, разработчики, промышленники, представители института коррозии металлов и т.д. От флота в комиссии были заместитель командира бригады по электромеханической боевой части и я.
—Личный состав лодки сильно пострадал при аварии?
-Люди практически не пострадали. Высокие дозы радиации получили я и командир турбинной группы Саша Бондарь. Мы вынуждены были там находиться. Очень долго не могли найти причину, откуда идет соль, то есть, как в систему проникает морская вода. А причина была в том, что корабль выработал свой ресурс.
-Но комиссия такого заключения не сделала?
-Сделала. Комиссия, должен сказать, сделала очень объективное заключение. В ее акте была сделана такая запись: «Действия личного состава к развитию аварии не привели».
— Стало быть, вас оправдали?
-Да, уголовное дело было прекращено. А через две недели главком Чернавин лично позвонил мне и говорит: «Ну, что, твоя душенька успокоилась? Ты же понимаешь – порядок есть порядок».
-В семидесятые годы много говорили об аварии на подводной атомной лодке «Комсомолец». Что там случилось, знаете?
-Я проходил стажировку на лодке К-8. Это та самая подводная лодка, которая погибла в марте 1970 года. Я уже был в учебном центре. Она погибла в Бискайском заливе: случился пожар. Погибли процентов тридцать личного состава. Есть такой фильтр ФМТ-200Г. Он пожароопасный и очень боится масла. Пожар возник потому, что в системе гидравлики произошла утечка масла, которое попало на этот фильтр. И он вспыхнул.
— Кто-то пришел им на помощь?
— Они всплыли в надводное положение. Успели выбросить плотики. Часть личного состава эвакуировали. А потом лодка потеряла продольную остойчивость и затонула. Не устойчивость, а именно остойчивость. Моряки-профессионалы только так говорят. Это технический термин.
—Два-три месяца в походах, под водой. Нельзя, наверное, было остаться незамеченными. Американцы вас пеленговали?
-Конечно. Во-первых, у них были противолодочные рубежи и система СОСУС, которая перекрывала и прослушивала Атлантический океан до экватора. Вот когда с «Курском» случилась беда, они, говорят, узнали об этом от сейсмологов. Думаю, что СОСУС прослушивала. Такие системы очень мощные.
-То есть, американцы знали о вашем местопребывании?
-Нет. Все это было покрыто тайной. Но они нас могли обнаружить. Мы всплывали для определения места, нам давался коридор: тысячу миль в одну сторону и тысячу — в другую. Это нейтральные воды. И они там могли ходить. Они нас ищут – нашли. Мы это заметили. Начинается отрыв от слежения.
— Удавалось это сделать?
-Удавалось.
-А вы за ними гонялись?
-Этим занимались многоцелевые противолодочные корабли. Наша задача, напротив, заключалась в том, чтобы скрыться, затаиться. Чтобы с того места можно было применить оружие.
— Атомное оружие вы, конечно, не применяли. Иначе об этом знал бы весь мир.
— Применения оружия не было. Если вам будет кто-то рассказывать, что на подводных лодках применялось атомное оружие – не верьте. По крайней мере, официально это не признано.
— А столкновения наших подлодок с американскими случались?
— Была у нас на Тихом океане такая дизель-электрическая подводная лодка К-129. Это была первая советская подлодка, вооруженная баллистическими ракетами. Лодка при очередной зарядке аккумуляторной батареи вышла на связь, и вдруг связь пропала. Потом ее подняли американцы с очень большой глубины, по-моему, более пяти тысяч метров.
-По просьбе советского правительства?
— Никакой просьбы. Это была супертайна. Когда ее поднимали, обломилась кормовая часть и ушла на грунт. Носовую часть лодки подняли, а погибших моряков похоронили с соответствующими почестями.
— Вся команда погибла?
-Все погибли. Я считаю, что за ней следила американская атомная подводная лодка. Многие опытные подводники полагают, что в случае с К-129 речь идет исключительно о столкновении лодок. Американцы столкнулись с ней просто при маневрировании. Поэтому лодка получила повреждение и затонула. Она была по водоизмещению меньше, чем американская. Лично я думаю, что американцы применили торпедное оружие.
— Как расценивалось то, что американцы поднимали ее без согласования с советской стороной?
— Об этом стало известно значительно позже, после операции. Все это делалось тайно. Американцы хотели посмотреть, какое ракетное оружие имеется в СССР. На ней была одна или две ракеты. Я считаю, что американцы утопили К-129, поскольку найти в океане затонувшую лодку очень и очень сложно. А они знали, где она затонула.
— А вообще много атомных лодок в то время тонуло?
— Атомных мало. Атомные лодки начали тонуть с приходом массовой демократии, когда начался отток средств, предназначенных для армии. Деньги пошли по карманам. Армия – не донор. Она не выдает деньги, а только потребляет.
ДОСЬЕ. Валерий Тимофеевич Марьин родился в 1946 году в Запорожье. В 1969 году окончил Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. Специальность — «Эксплуатация атомных энергетических установок». Более 20 лет служил на подводных атомных лодках Северного флота. Участник 17-ти боевых походов, или автономных плаваний, каждое из которых длилось около трех месяцев. Во время ликвидации аварии на атомном реакторе получил высокую дозу облучения. В настоящее время – пенсионер, возглавляет Запорожский союз ветеранов ядерных испытаний.
Николай Зубашенко