СЫСК. Что писал в мемуарах руководитель российского политического сыска генерал Герасимов

Эта небольшая книжка является в каком-то смысле легендарной. Выпущенная впервые в 1934 году на немецком и французском, она была воспроизведена по рукописи, хранившейся в Гуверовском институте, в малотиражной серии русских мемуаров. В России её переиздало в 1991 году «Товарищество русских художников». При всём том – ссылки на эту книгу и цитаты из нее переполняют историческую публицистику.

Речь идёт о мемуарах генерала Герасимова, руководителя петербургского Охранного отделения, а впоследствии – руководителя российского политического сыска. На своём поприще он стяжал славу «палача и сатрапа», мастера агентурной разведки и политической провокации. Он, в частности, работал с Азефом, с Гапоном, а также с другими революционными деятелями сравнимого калибра. Это его и погубило: благодаря удачной интриге генерала  обвинили в двойной политической провокации, от которой он уже не отмылся. В результате генерала отстранили от дел, и он вынужден был «в качестве частного лица» наблюдать разложение и крушение государства, которому верно служил – и даже посидеть в тюрьме – как при Временном правительстве, так и при большевиках.

Возможно, если бы он остался на своём посту, русская история пошла бы иным путём. Воспоминания охватывают период первой русской революции, когда политический террор достиг максимума. Вторая революция делалась уже другими средствами. Однако, читая эту небольшую книжку, поневоле понимаешь: пашня, впоследствии засеянная марксистскими брошюрками, уже была взорвана динамитом.

Русский политический терроризм конца XIX – начала XX века был явлением уникальным. Никогда, ни в одной стране мира, ничего подобного не бывало даже и близко. Фактически вся российская управленческая элита, начиная с государя императора и кончая любым сколько-нибудь значимым чиновником, попала в смертники. Эти люди систематически уничтожались – сталью, свинцом и новомодным динамитом, – разнообразными безумцами  под бешеные аплодисменты местной интеллигенции.

Лучшие умы страны писали книги, где доказывалось, что убийство – или хотя бы низложение  Царя, отмена монархии, разрушение Церкви, а также полная ликвидация всех высших классов (начиная от чиновников и кончая капиталистами) есть несомненное благо. При этом среди самих этих высших классов находились свои предатели, по тем или иным причинам сотрудничающие с революционерами: кто-то давал им деньги, кто-то доносил им секретные сведения из коридоров власти, кто-то просто сочувствовал и пел осанну. Мыслители и поэты призывали к цареубийству или оправдывали цареубийц, иногда в изящных стихах.

Заграничная пресса – в том числе в тех странах, которые официально считались дружественными, а то и союзными России, – всячески восхваляла убийц и преступников. Даже российское крестьянство, соблазнённое посулами революционеров, уже стало для монархии не столько опорой, сколько проблемой… Короче, мир, в котором жил и служил Царю и Отечеству генерал Герасимов, вызвал бы, наверное, у современного «безопасника» острое желание забиться под кровать.

Поразительно и другое: слабость власти, особенно власти карающей, репрессивной. Читая сухие описания Герасимова, понимаешь, насколько же слабой и неумелой была пресловутая российская «охранка», и как плохо в России вообще умели охранять что бы то ни было, в особенности государство. Когда Герасимов только принимал дело, его департамент представлял собой кучку растерянных людей, не владеющих даже элементарными навыками агентурной работы: генералу приходилось, например, объяснять своим людям, что такое «конспиративная квартира» и почему с агентами нужно встречаться именно там, а не вызывать их запросто в сам департамент…

 Но и в лучшие свои дни «охранка» была, попросту говоря, маленькой. Герасимов с гордостью сообщает, что в петербургском отделении под его началом служило «не менее 600-700 человек» – это включая абсолютно всех сотрудников, от канцелярских до филеров. Так что разного рода революционеров и сочувствующих было просто-напросто больше, численно больше: «охранка» была Давидом, сражавшимся с Голиафом.

Отдельный интерес представляет собой описание политической практики революционеров. Она основывалась на умелом сочетании легальной и нелегальной деятельности. Революционеры с бомбами угрожали «всеми ужасами неистовства» (так определён террор в словаре Даля), в то время как умеренные либералы и социалисты под шумок собирали свои самочинные сборища и вежливо просили законные власти подвинуться и поделиться полномочиями. При том революционеры легко захватывали любые легальные организации, превращая их в центры революционной пропаганды.

Если же им удавалось легализовать свои собственные структуры, они начинали требовать властных полномочий – или просто брать их без спросу: Герасимов пишет о том, как некий самозваный представитель «революционной милиции» требовал отчёта у городового… Аналогичные полицейские усилия – создать организации, аналогичные революционным, но лояльные (например, план генерала Зубатова о создании легальных рабочих союзов) неизменно проваливались.

То же самое можно сказать и о попытках создать нечто вроде противовеса революционерам, поощряя крайне правые монархические организации. Тот же «Союз Русского Народа» (ныне известный как «чёрная сотня» и пользующийся репутацией страшной армии погромщиков) был крайне неуспешным обществом, не умеющим толком ни нападать, ни защищаться. Герасимов по долгу службы занимавшийся и правыми  писал о попытке покушения на Витте путём засовывания в дымоход мешка пороха с неисправной адской машиной.

 «Так грубо и неумело могли повести дело только дружинники СРН», презрительно заключил он. Впрочем, правые могли бы со временем чему-то научиться – но революционеры успели раньше. После Октябрьской революции все черносотенцы были истреблены – но об этом генерал уже не пишет…

Однако, террористы для генерала Герасимова – это всё-таки «контингент», хотя и занимательный (он, например, очень тепло отзывается о том же Азефе, вербовку которого считает своей главной профессиональной удачей). Настоящие герои для него – государственные деятели, «мужи совета». И прежде всего – Пётр Аркадьевич Столыпин, единственный человек, перед которым генерал по-настоящему преклонялся. Прямой и несладкоречивый, Герасимов отзывается о Столыпине с чувством, которое можно, пожалуй, назвать искренней любовью. Он считал – и, похоже, не без оснований – что Столыпин был способен спасти страну от революции. Увы – революционеры тоже так считали.

Вы можете оставить комментарий, или ссылку на Ваш сайт.

Оставить комментарий