Кровавый авиарейс. Часть 1. «Золотая молодежь» Грузии рвалась за кордон по трупам

КРОВАВАЯ СВАДЬБА,ИЛИ КАКАЯ ДОРОГА ВСЁ-ТАКИ ВЕДЁТ К ХРАМУ — 1

Фото: Самолёт Ту-134А авиакомпании «Аэрофлот», аналогичный тому, что был частично захвачен вооружёнными террористами 18 ноября 1983 года

Ноябрь 1983 года. Тенгиз Абуладзе снимает в Батуми «Покаяние». В январе 1987-го фильм выйдет на широкий экран, в премьерный год его посмотрит более 13 миллионов. Картина будет отмечена Большим призом жюри на Каннском кинофестивале. А главное — «Покаяние» станет одним из идейных императивов Перестройки.

В ноябре в Батуми зарядили проливные дожди. Съемки приостановили. Гега Кобахидзе, игравший молодого Торнике Аравидзе, внука диктатора Варлама Аравидзе, попросил отпустить его на недельку домой в Тбилиси, поскольку вместе со своей избранницей Тиной он собирается сыграть свадьбу.

За посредничеством Гега обратился к актрисе Ие Нинидзе (в фильме — Гулико Аравидзе), и «советская Одри Хэпберн», как ее называли после фильма «Небесные ласточки», оказала содействие. В итоге Абуладзе разрешил, но с условием — когда погода наладится, он их обоих вызовет для продолжения работы. Кобахидзе улетел в Тбилиси, Нинидзе — в Москву на съемки в другой картине.

Через несколько дней Нинидзе возвратилась в Тбилиси. Самолет приземлился, однако из него никого не выпускали. Из иллюминаторов было видно, что на летном поле происходило что-то чрезвычайное — люди, множество «скорых». Как оказалось, именно в это время воздушная гавань приняла самолет Ту-134, захваченный бандой вооруженных террористов. И, о Боже, среди них были… и молодожены — Герман Кобахидзе и Тинатин Петвиашвили!

Для всей советской Грузии случившееся стало настоящим шоком. Но — шоком по-разному…

Руководил бандой 25-летний художник Иосиф (Сосо) Церетели, сын знаменитого члена-корреспондента Академии Наук Грузинской ССР, профессора Тбилисского Государственного университета Константина Церетели. С отцом, «этим прислужником режима», он почти не общался, почти не разговаривал и с матерью, пытавшейся сберечь семейный покой. Что они понимают? И что могут понять… в настоящем искусстве, в музыке — Мике Джаггере или в Led Zeppelin?..

Кадр из фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Одну из главных ролей в картине первоначально играл Герман Кобахидзе, оказавшийся среди угонщиков самолёта

Кадр из фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Одну из главных ролей в картине первоначально играл Герман Кобахидзе, оказавшийся среди угонщиков самолёта

Каха и Паата Ивериели, двадцати девяти и двадцати семи лет. Оба врачи, оба окончили в Москве Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Отец — заведующий кафедрой Института усовершенствования врачей, профессор. Мать — домохозяйка.

Герман (Гега) Кобахидзе, двадцати трех лет. Актер киностудии «Грузия-фильм», выпускник театрального института. Его отец, известный, но опальный сценарист, кинорежиссер, актер и композитор, имел другую семью; мать — актриса Грузинского театра юного зрителя.

Красавчика Гегу начали снимать с юного возраста, и он был избалован вниманием. Кобахидзе сыграл в картинах «Приключение Лазаре» (1973), «Переполох» с Софико Чиаурели (1975), «Пусть он останется с нами» (1975), «Птичье молоко» (1976), «Дюма на Кавказе» (1979), «Для любителей решать кроссворды» (1981).

Именно о нем, несостоявшемся герое для фильма «Покаяние», следствие отзывалось так: «Дед Геги Кобахидзе погиб на войне. А внук разрисовал стены своей комнаты фашистской свастикой, носил на шее металлический крест капеллана гитлеровской армии. В его доме члены банды тренировались в стрельбе из пистолета, у него в доме обнаружен, составленный собственноручно, детальный график с расчетами предполетной подготовки и движения самолета. Именно ему принадлежит идея и вся организация приведшей к кровавой трагедии инсценировки свадебного путешествия, проноса в самолет оружия, как и участие в его приобретении.

Взяв на себя роль идейного вдохновителя группы, он проявлял активность во всех делах, требуя, чтобы вся группа действовала как один человек. В самолете отличился особо жестоким и циничным отношением к пассажирам, терроризируя их постоянными угрозами взорвать гранатой самолет».

Тинатин Петвиашвили, девятнадцати лет, студентка третьего курса Тбилисской Академии художеств. Отец — научный сотрудник, жил в Москве; мать — научный сотрудник кафедры физики Тбилисского государственного университета. Это она, красивая девушка «с детским голосом», стояла с гранатой у входа в захваченный самолет и выкрикивала угрозы бойцам спецназа…

Раджен Микаберидзе («Финансист»), двадцать пять лет. Его отец являлся управляющим трестом «Интуриста», мать — домохозяйка. Оружие для акции было приобретено на деньги именно Микаберидзе.

Григол Табидзе, тридцати двух лет. Трижды судим за грабеж, угон автомобиля и злостное хулиганство. Его отец руководил проектным бюро Государственного комитета профессионально-технического образования Грузинской ССР. Мать работала педагогом.

…Когда Геге исполнилось два года, его отец снял милую черно-белую немую короткометражку «Свадьба». Мечтания юноши о марше Мендельсона, под звуки которого он поведет любимую под венец, разбиваются в тот день, когда с огромным букетом в руках он решается сделать ей предложение, а вместо этого становится невольным свидетелем ее свадьбы с другим.

Свою свадьбу повзрослевший Герман устроил в бело-кровавых тонах. 16 ноября он продиктовал Тине письмо к пилотам следующего содержания: «Летчики! Мы, 7 человек, требуем посадить самолет на одном из аэродромов Турции. Мы вооружены. Если вы нас обманете и не подчинитесь нашим требованиям, мы взорвем самолет».

К моменту прибытия в Тбилиси сотрудников Группы «А» КГБ СССР, на руках этой «золотой молодежи» уже была обильная кровь — они застрелили двух летчиков, бортпроводницу и пассажира. Еще шестеро были ранены.

Предпринятый штурм, занявший всего восемь минут, не оставил подонкам ни одного шанса на успех. Содрогаясь от ужаса, пассажиры в красках опишут на следствии все, что они пережили, что испытали от действий этих ублюдков. То, как вели себя они по отношению к заложникам, напоминает действия террористов в «Норд-Осте» и Беслане.

Нелюди заставляли пассажиров прикрывать иллюминаторы руками и телами, грозили расстрелами и подрывами гранат, отказывали в медицинской помощи и не давали ходить в туалет: «Все вы скоро умрете, поэтому нечего стесняться, надобности можно справлять прямо на месте».

1 августа 1984 года в Тбилиси начался судебный процесс. На скамье подсудимых не было Иосифа Церетели, скончавшегося в тюрьме. Последний день суда, день вынесения приговора, назначили на тринадцатое августа. В Тбилиси стояла поистине невыносимая жара.

Все оставшиеся в живых мужчины-террористы, а также иеромонах Теодор (Чихладзе), о нем речь будет идти особо, получили расстрел; Тинатин Петвиашвили определили пятнадцать лет заключения в ИТК общего режима.

Герман (Гега) Кобахидзе с детства снимался в грузинском кино. После «Кровавой свадьбы» его роль в «Покаянии» сыграл Мераб Нинидзе — двоюродный брат Ии Нинидзе

Герман (Гега) Кобахидзе с детства снимался в грузинском кино. После «Кровавой свадьбы» его роль в «Покаянии» сыграл Мераб Нинидзе — двоюродный брат Ии Нинидзе

Президиум Верховного Совета Грузинской ССР просьбы осужденных о смягчении приговора отклонил. Приговор был приведен в исполнение 3 октября. Хотя по Тбилиси еще долго ходили слухи, что осужденных все-таки помиловали и отправили в некую сибирскую колонию строгого режима.

Штурм в аэропорту Тбилиси… Об этой классической операции Группы «А» много написано. Однако редакция «Спецназа России» предлагает читателям узнать о ней из первых рук — от тех, кто принимал в событиях ноября 1983 года непосредственное участие. Встречу с ними организовал вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» Владимир Игнатов, сам являющийся участником тех событий.

Из газеты «Вечерний Тбилиси»:

«18 ноября в Тбилисский аэропорт к рейсу №6833 по маршруту Тбилиси — Батуми — Киев — Ленинград прибыл свадебный кортеж. Супруги Герман Кобахидзе и Тинатин Петвиашвили инсценировали свадебное путешествие. Их должны были сопровождать Давид Микаберидзе, Иосиф Церетели, а также ничего не подозревавшие об истинных целях «путешествия» свидетели-подружки невесты Анна Мелива и Евгения Шалуташвили. Последней невеста вручила свою сумку, в которой, как выяснится позже, находились пистолеты, ручные гранаты, холодное оружие.

У бандитов был разработанный план, как избежать досмотра ручной клади. Для этой цели они и пригласили накануне на свадьбу Анну Варсимашвили, дежурную международного сектора службы организации пассажирских перевозок Тбилисского аэропорта.

Пути сближения с Варсимашвили члены группы искали давно. А установив приятельские отношения, приурочили свадьбу к ее дежурству. Да и оформили свои брачные отношения Кобахидзе и Петвиашвили лишь накануне реализации плана группы.

Ничего не подозревая, просто желая удружить приятелям, Варсимашвили нарушила инструкцию и пропустила их на посадку без досмотра и спецконтроля, за что и была привлечена к уголовной ответственности (три года условно — Авт.).

Другие члены банды — братья Каха и Паата Ивериели, Григорий Табидзе — присоединились к «новобрачным», пройдя через общий зал с остальными пассажирами.

Пассажиры заняли места. Но вылет задерживался из-за метеоусловий. В салоне, тем временем, разыгрывалось продолжение свадьбы. Пили шампанское, курили, ходили по салону, громко переговаривались, обменивались шутками…»

Публикация от 27 августа 1984 года

Ирина Николаевна Химич, бортпроводница:

— С самого начала рейс сопровождался проблемами. Еще до взлета один из пассажиров устроил пьяный дебош. По этой причине произошла задержка вылета на час-полтора. Лететь пришлось в плохих метеоусловиях, а когда пролетали над Кутаиси, экипаж принял решение развернуть самолет и лететь обратно в Тбилиси. Необходимо было сообщить об этом пассажирам, которые и без того находились уже «на взводе».

Чтобы оценить обстановку, я вышла в салон и увидела, как один из пассажиров стоял в проходе с гранатой в руке и кричал, чтобы все немедленно легли на пол, угрожая в противном случае взорвать самолет. Одновременно другой пассажир (как оказалось позднее, оба террориста были братьями) ударил по голове бутылкой шампанского сидящего впереди мужчину, а затем еще и выстрелил ему в голову. Этот мужчина потом еще долго оставался в живых.

Тинатин (Тина) Петвиашвили и Герман (Гега) Кобахидзе. Своё свадебное путешествие они решили ознаменовать терактом, цель — вылет за пределы страны. Любой ценой…

Тинатин (Тина) Петвиашвили и Герман (Гега) Кобахидзе. Своё свадебное путешествие они решили ознаменовать терактом, цель — вылет за пределы страны. Любой ценой…

Меня же террористы схватили в охапку и потащили в наше служебное отделение с тем, чтобы сообщить экипажу о захвате самолета и о первоначальном требовании лететь в Турцию. Однако они поняли, что я могу передать информацию на землю и оттолкнули меня прочь. Затем стали стучать в кабину пилотов.

Герой Советского Союза Владимир Бадоевич Гасоян, штурман:

— Накануне у меня был очень тяжелый 12-часовой маршрут Ленинград — Киев — Батуми — Тбилиси. И тут новый перелет. Отдохнуть толком не удалось. Однако рейс задерживался. Долг штурмана обязывал меня внести коррективы в план полета, который всегда рассчитывается по минутам. Поэтому на борт я поднялся самым последним, когда все пассажиры, а также члены экипажа уже находились в самолете. И это сыграло, как оказалось, очень важную роль: террористы, которые у трапа пересчитали пассажиров и запомнили членов экипажа, так и не увидели меня.

«Нырнув» в кабину пилотов, первым делом я спросил у членов экипажа: «Где мой пистолет?» — командиру, второму пилоту и штурману было положено иметь при себе пистолет. В этот же раз оружие получали без меня. Я всегда очень ответственно относился к оружию, а еще я всегда задвигал шторку, которая отделяет кабину штурмана от кабины пилотов. Если человек несведущий войдет и увидит кабину штурмана, закрытой этой шторкой, то ему покажется, что кабина пилотов на этом заканчивается, и больше там никого нет.

Полет проходил в штатном режиме. Достигнув аэропорта Батуми, мы начали снижаться, заняли высоту аэродрома, после чего надо было идти на посадку. Батумский аэродром — очень сложный для посадки, например, если дует сильный боковой ветер, то при торможении самолет может просто выбросить из полосы, а если ветер попутный — то полосы может не хватить. Вот и в этот раз диспетчер запретил посадку и отправил нас на запасной аэродром в Тбилиси.

Нам пришлось убрать шасси и снова начать набирать высоту, и, как сейчас помню, в этот самый момент я услышал посторонние звуки, доносящиеся из салона — хлопки и крики от боли проверяльщика Шарбатяна, стоявшего в дверях кабины пилотов.

Из газеты «Вечерний Тбилиси»:

«В 15 часов 43 минуты самолет взял курс на Батуми. Спустя несколько минут после взлета бандиты начали незаметно распределять между собой оружие.

Далее события разворачивались стремительно.

В 16 часов 13 минут Каха Ивериели и Иосиф Церетели поднялись со своих кресел и направились в сторону пилотской кабины. Это было сигналом для остальных.

Табидзе шепнул Паате Ивериели, что сидящий впереди мужчина, кажется, работник милиции, сопровождающий самолет, и его надо обезвредить. П. Ивериели, схватив бутылку из-под шампанского, с размаху нанес удар по голове мужчины. Затем, уже в смертельно раненого пассажира в упор выстрелил Г. Табидзе. Так был убит Алуда Соломония, начальник управления «Рустагаза».

Вслед за первым выстрелом последовали другие. Увидев пассажира в форме пилота гражданской авиации и приняв его за члена экипажа — им оказался А. Плотка, — Табидзе трижды выстрелил в него. Микаберидзе тоже выстрелил в Плотку, а затем и во вскочившего с кресла пассажира Гвалия. Оба были тяжело ранены.

Паата Ивериели и Кобахидзе, подняв гранаты, угрожают взорвать самолет в случае сопротивления со стороны пассажиров, приказывают им лечь на пол. Каха Ивериели вместе с Церетели, силой, под угрозой оружия, заставляют бортпроводницу В. Крутикову оказать содействие в проникновении в пилотскую кабину.

О том, что происходило в пассажирском салоне, экипаж еще не знал: шум двигателей и бронированная перегородка гасили звуки выстрелов. На стук В. Крутиковой дверь пилотской кабины открыл штурман-инспектор З. Шарбатян. Тут же, не говоря ни слова, в него выстрелили. Один раз — Табидзе и шесть раз — Каха Ивериели. Преступники бросились к пилотам, ведущим самолет. Вскочивший со своего места бортмеханик Анзор Чедия был сражен наповал пулей, выпущенной Табидзе.

Тут раздались ответные выстрелы с задрапированного занавеской штурманского места. Штурман В. Гасоян, мгновенно оценив ситуацию, первыми же выстрелами сразил насмерть Г. Табидзе и тяжело ранил К. Ивериели и И. Церетели.

Ситуация была чревата потерей управления, разгерметизацией кабины, пожаром и взрывом кислородной системы самолета.

Действия В. Гасояна позволили экипажу внести смертельно раненого З. Шарбатяна в кабину и заблокировать дверь».

Герой Советского Союза Ахматгер Гардапхадзе, командир корабля:

— Мы вчетвером сидели в кабине пилота. Раздается стук-пароль, я посмотрел в глазок, это была бортпроводница. Когда проверяющий открыл дверь, в кабину ворвались двое, они прятались за стюардессой. Они открыли огонь и убили Шарбатяна пятью выстрелами. Как только я потянулся за пистолетом, они схватили меня с двух сторон и стали кричали: «Не двигайся, мы тебя убьем, уничтожим всех». Один из членов экипажа, сидящий в кресле, спросил: «Что вы хотите? Зачем вы убиваете?» В ответ он получил несколько выстрелов.

Герман Кобахидзе в художественном фильме «Переполох» с Софико Чиаурели, 1975 год

Герман Кобахидзе в художественном фильме «Переполох» с Софико Чиаурели, 1975 год

Тогда мне было около сорока лет, я имел двадцатилетний опыт. Я был в самом зените. Впереди была вся жизнь полная успехов. Но получилось по-другому. Этот день остался в моей памяти страшным кошмаром. В тот день преступники просто устроили штурм — никаких переговоров, диалога ни с бортпроводницами, ни с нами не было.

Герой Советского Союза Владимир Гасоян, штурман:

— Не трогая шторку, отделяющую меня от кабины пилотов, я осторожно посмотрел через щелочку. И что же? В кабину врываются какие-то люди с оружием и срывают наушники с пилотов. Один из бандитов приставил пистолет к виску командира экипажа. Затем из своего кресла встает бортинженер и спрашивает: «Что вам надо, кто вы такие?» В ответ бандит мгновенно приставляет пистолет к его груди и дважды стреляет. Я вижу, как тело бортинженера падает назад в кресло, а по рубашке бежит красная тонкая струйка…

Не долго думая, я выхватил свой пистолет и снял его с предохранителя. Не обнаруживая своего присутствия, опять же, через щелочку, я прицелился и спустил курок, однако выстрела не последовало, пистолет лишь щелкнул. Затем прицелился снова и выпустил три пули в область сердца стоявшего рядом со мной бандита. Он тут же рухнул, а его соучастник, находившийся здесь же, не в силах понять, откуда ведется стрельба, стал в панике кричать. Этот второй негодяй не был хорошо виден мне, поскольку стоял позади кресла, где сидел убитый бортмеханик. Мне оставалось целиться ему в голову. Выстрелив так же три раза, мне удалось попасть ему в шею. Он с диким криком, вероятно тяжелораненый, вырвался из кабины и убежал.

Таким образом, кабина была освобождена, но остальные бандиты, стремясь переломить ситуацию в свою пользу, устремились в нее. Командир экипажа Ахматгер Гардапхадзе, имевший возможность видеть из открытой кабины весь салон, встретил бегущих огнем из своего пистолета.

Когда мы доложили земле обстановку, сухумский диспетчер предложил совершить посадку в аэропорту Сухуми, который был для нас ближе, чем Тбилиси. Предложение было принято, после того как был выполнен разворот почти на 90 градусов и принят курс на Сухуми, тот же диспетчер сообщил, что при посадке нам не хватит полосы. Так, в этой и без того тяжкой ситуации на недостаточной высоте нам пришлось развернуть самолет еще раз и вернуться к своему прежнему курсу на Тбилиси.

После того, как были отстреляны все патроны двух пистолетов, необходимо было запереть дверь в кабину, что в тех условиях оказалось невыполнимым. На проходе лежало грузное тело убитого бандита, оттащить его в сторону требовало немалых усилий, что не представлялось возможным в условиях завязавшейся перестрелки.

Чтобы предотвратить повторное проникновение бандитов в кабину, экипаж начал «бросать» самолет вверх и вниз, то есть искусственно создавать перегрузки. И как раз в это время наша вторая стюардесса, Валя Крутикова, оказалась в кабине. Как сейчас помню, сквозь слезы она восклицала: «Ребята, летите в Турцию! Нас собираются взорвать!»

Мы с командиром попросили ее оттащить тело преступника с порога кабины, чтобы мы смогли захлопнуть дверь. Валя была худенькой девушкой, метр шестьдесят ростом и весом не более пятидесяти пяти килограмм. Мертвый же бандит — настоящий амбал! Однако она схватила его за плечи и вытянула из кабины! Я поразился, откуда только взялись у нее на это силы.

Как только ноги бандита оказались за пределом кабины, я захлопнул дверь и запер ее на защелку. Нам удалось немного успокоиться и нормально продолжить полет, через некоторое время мы благополучно совершили посадку в Тбилиси. С земли дали указание зарулить на вертолетную площадку, подальше от других самолетов и заглушить двигатель.

…После всего случившегося грузинское общество, точнее его интеллигенция, разделилась по поводу случившегося. Инициативные лица начали сбор подписей под петицией о помиловании осужденных и замене высшей меры наказания на максимальный срок тюремного осуждения. Но близкие и друзья погибших при захвате самолета также собрали подписи — с требованием привести приговор к исполнению.

Эмигрантский журнал «Страна и мир», издававшийся в Мюнхене, заметку о трагедии в Тбилиси завершил таким характерным пассажем: «Сейчас все грузинские высокие инстанции (суд, прокуратура, правительство и т. д.) получают поток писем с угрозами: если с арестованными «что-нибудь сделают», то всю Грузию потрясет волна массового террора. История последних лет показала, что Грузия сейчас — может быть, единственная из союзных республик СССР, где это может быть и не пустой угрозой» (№ 3, 1984 г.).

Обложка журнала «Гражданская авиация». Командир корабля — инструктор Ахматгер Гардапхадзе, командир корабля — стажёр Станислав Габараев и штурман Владимир Гасоян. Август 1984 года

Обложка журнала «Гражданская авиация». Командир корабля — инструктор Ахматгер Гардапхадзе, командир корабля — стажёр Станислав Габараев и штурман Владимир Гасоян. Август 1984 года

Чтобы расставить все точки над «i», власти подготовили двухчасовую передачу «Бандиты», показанную по грузинскому телевидению 23 августа. В ней самым подробным образом был освещен ход этого дела, включая фрагменты судебного заседания. То было тяжелое телевизионное зрелище, и после него некоторые заступники, ужаснувшись, сняли свои подписи.

«Несколько десятков телефонных звонков последовало на студию в тот же вечер, — сообщала газета «Вечерний Тбилиси». — Был среди них и такой, весьма авторитетный звонок: мол, справедливость приговора под сомнение не ставится, но нужны ли еще жертвы?

Но жертвы ли? Кара — не самоцель, а вынесенная правосудием от имени общества квалификация содеянному. Цель правосудия заключается в утверждении принципа неотвратимости расплаты. Без этого принципа, утверждающего неизбежность возмездия, общество не может существовать. Безответственность за злодеяния уже сама по себе социально опасна».

С этими словами трудно не согласиться. После того, как банду Шамиля Басаева выпустили из Будённовска в Ичкерию, грянули Кизляр и Первомайское, «Норд-Ост» и Беслан.

Пройдет всего восемь лет и в ноябре 1991 года, во время правления президента-нациста Звиада Гамсахурдия газета «Свободная Грузия» опубликует «разоблачительную статью» о том, как под руководством Шеварднадзе была проведена «бессмысленная бойня», убийство молодых «борцов за свободу и независимость», пытавшихся покинуть на самолете «империю зла».

Тина Петвиашвили будет амнистирована и выйдет на свободу. Одновременно в сквере авиагородка будет совершен акт вандализма: памятный камень с фамилиями погибших пилотов и бортпроводницы вывернут из земли и осквернят.

Другое время — другие герои. Только могут ли быть героями террористы? Нынешние события в Укро-Майдании показывают, что могут, и вот уже портрет нациста Степана Бандеры печатают на школьных тетрадях.

На суде у них спросили: «Вы же все дети высокопоставленных родителей. Взяли бы туристические путевки в Турцию и остались бы там, попросили политического убежища!?»

Ответ был обескураживающий: «Если бы мы таким путем сбежали в Турцию, нас бы приняли за простых эмигрантов. Вот Бразинскасы, отец и сын, улетели с шумом, со стрельбой, стюардессу Надю Курченко убили, так их в США в почетные академики приняли…»

Комментарии излишни.

Ирина Химич, бортпроводница:

— Услышав ответную стрельбу и не в состоянии сообразить, откуда она ведется, бандиты подались в другой конец салона. Валентину бросили в багажное отделение, где она и сидела какое-то время. Я находилась в салоне и сделала попытку оказать помощь тяжелораненым, которые истекали кровью. Увидев, как я достаю из кармана платок, террористы решили, что у меня оружие и ударили прикладом пистолета по голове, от чего я потеряла сознание. В то время, пока самолет оставался захваченным, они били меня по голове еще неоднократно. У меня была разбита вся голова и образовалась опухоль. В какой-то момент перестрелки они просто поставили меня перед собой в качестве живого щита, положили мне на плечо оружие и начали таким образом отстреливаться. То, что в меня не попала ничья пуля, иначе как чудом не назовешь.

Потом я пыталась как-то утихомирить бандитов, старалась убедить, что, конечно же, мы летим в Турцию. А сама в это время увидела в иллюминатор, как с обеих сторон к самолету приблизились истребители… Когда террористы поняли, что мы приземляемся в тбилисском аэропорту, то побежали в хвостовую часть. Один из них убежал в конец салона и застрелился (Микаберидзе — Авт.). Насколько я поняла, все террористы к моменту посадки были ранены. Один был ранен в шею и сидел в багажном отделении. Другой — в ногу, еще двое были оба ранены в легкое и сильно хрипели.

Желая вырваться «на свободу», они тут же превратили салон самолёта в мини-концлагерь. На фото Герман Кобахидзе

Желая вырваться «на свободу», они тут же превратили салон самолёта в мини-концлагерь. На фото Герман Кобахидзе

Еще во время полета я успела открыть дверь самолета — чтобы не заклинила в случае, если посадка окажется жесткой. Когда самолет уже катился по полосе, я решилась на ходу выпрыгнуть из него… До земли было не менее двух метров, скорость — около тридцати километров в час, на ногах — туфли с высоченными шпильками. И я… прыгнула! В свое время была спортсменкой, выступала за сборную Грузии по волейболу, и это меня выручило в той ситуации. Оказавшись на земле, я быстро сгруппировалась, чтобы не угодить под шасси… Как оказалось потом, я повредила себе позвоночник, но зато ничего не сломала, даже каблуки остались целы! Немного моросил дождик, я ощутила приятную мягкую траву, от души отлегло.

И тут я услышала автоматную очередь и крики: «Стой! Стрелять буду!» Снова автоматная очередь. Помню, что упала в мокрую траву и что мне было очень хорошо… Нашли меня случайно только через пять-шесть часов. Мимо проходила начальница Службы бортпроводников и услышала мое бормотание: «У меня муж моряк, дочке два года, что с Валей?» С этим меня и привезли в госпиталь.

Там я пришла в себя и постоянно спрашивала про Валю Крутикову. Я пыталась заставить ее прыгнуть вместе со мной, но она так и не решилась… Позже я узнала, что тот самый раненый в шею бандит застрелил Валю в багажном отделении…

Герой Советского Союза Владимир Гасоян:

— После того, как заглушили двигатели, сидим и ждем, что же будет дальше. Пограничники зачем-то ведут огонь по самолету. «Что вы делаете?! Вы же нас убьете!» — кричал по радиостанции командир экипажа. Потом стрельба прекратилась, из кабины мы слышали, что ведутся какие-то переговоры. Мы открыли «форточку» в нашей кабине и кто-то отважился подойти снизу и переговорить с нами: «Ребята, покиньте самолет, есть угроза, что вас взорвут!»

Как мы могли покинуть самолет? У нас в кабине, конечно же, был аварийный канат, закрепленный на потолке. Он выбрасывался в эту самую форточку, но втиснуться в нее смогли только самые стройные члены экипажа. Тяжелораненый Шарботян попросил вообще не трогать его и оставить как есть.

Я оказался на земле. Шел холодный моросящий дождь, — а был ноябрь месяц, 18-е число, — на меня накинули пальто и отвели в комнату отдыха. Кругом собралось полно людей, а у меня в голове только одна мысль: «Бедные мои дети, сейчас ведь посадят меня в тюрьму за убийство человека, как они будут расти без меня?» Очень я сокрушался о своей судьбе, было обидно, что только совсем недавно осуществил свою мечту и стал летать, а тут, неизвестно, сколько лет дадут…

Пришел командир летного отряда. «Так, всем расступиться! — наливает мне в граненый стакан водки. — Володя, пей!» — «Да вы что, я же на работе, потом скажут, что был пьяный!» Все-таки выпил и закусил мандаринами, закурил сигарету, хоть никогда и не имел такой привычки.

Потом прибыло все руководство и начались опросы. Каждый член экипажа должен был рассказать всю, известную ему информацию: о количестве преступников, об оружии в их распоряжении. Родители террористов тоже прибыли в аэропорт. Весь процесс затянулся до утра.

Полковник Владимир Николаевич Зайцев, ветеран Группы «А»:

— Разработкой плана возможного штурма мы начали заниматься сразу по прилете в Тбилиси, пока шли переговоры с преступниками. На стоящем тут же, в аэропорту, однотипном лайнере осмотрели все нужные нам люки и лючки, возможные проходы и конструкторские особенности.

Началась непосредственная подготовка. Мне поручили возглавить штурмовую группу, которая должна была действовать в носовой части самолета. Вторую группу возглавил Михаил Головатов, третью — Владимир Забродин. Виктор Карпухин, отличившийся при штурме дворца Амина, рвался в ряды штурмующих, но Геннадий Николаевич Зайцев как отрезал: «Герой Советского Союза у нас в Группе один. Надо тебя поберечь!»

Ветеран Группы «А» полковник Владимир Зайцев: «Штурм самолёта и эвакуация пассажиров в общей сложности заняли восемь минут. Мы обезвредили всех террористов…»

Нашему богатырю поручили руководство группой поддержки и осуществление связи со штабом, а также координацию действий штурмующих групп. Я взял себе двоих сотрудников, которые по сравнению с другими ребятами Группы «А» выглядели едва ли не миниатюрными. Дело в том, что путь, по которому мы должны были проникнуть в самолет, требовал прежде всего гибкости и ловкости. Да и средства защиты заметно затрудняли наше продвижение.

Не обошлось без наших обычных «накладок». С одной стороны, прокурор республики, безуспешно попытавшийся запугать преступников статьями УК, утомленный тяжестью бронежилета и риском быть застреленным на ВПП, безо всяких обычных для судейского сословия раздумий дал санкцию на физическое уничтожение террористов. С другой, мы получили приказ Комитета провести операцию, разумеется, без применения огнестрельного оружия. Поэтому главным нашим вооружением стали пистолеты с пластиковыми пулями в обойме: убить не убьешь, но при попадании мало не покажется.

Эдуард Шеварднадзе в последнем слове к «альфовцам» более чем прозрачно намекнул, что отнюдь не возражает, если мы уничтожим всех террористов, и просил только об одном — поберечь пассажиров и самих себя. Пожелал успеха и тихим голосом попросил для нас помощи у Господа.

Ирина Кундеренко, пассажир:

— Когда самолет приземлился, на мое сиденье сел Паата Ивериели. Я легла на пол… Он спросил: «Что, ранена? Покажи, где ранение, я сам врач». Он посмотрел на рану и сказал: «Это тяжелое ранение, ты, наверное, уже не выживешь… Если хочешь, я тебя пристрелю, чтобы не мучилась!»

Двигаясь от кресла к креслу, я просила помощи. И вот мне навстречу выскочил худенький, молодой человек. Пули тут же просвистели над ним. Двигаться в салонах преступники запрещали. Молодой человек раскрыл свое кресло, освободил переднее место, и меня положили. Он осмотрел мои раны. Ползком пробрался между кресел, прося чистые платки, духи. Он обработал мне раны, перевязал и уложил себе на колени. И тут я потеряла сознание.

Ираклий Киладзе, так его звали, организовал сидящих рядом сделать массаж сердца, сам делал искусственное дыхание. Когда я пришла в себя, его руки неотрывно следили за моим пульсом. Боясь, что у меня повреждено легкое, он просил дышать ровно и сдерживать кашель. На короткое время оставлял меня, чтобы оказать помощь другим пострадавшим от пуль пассажирам. Не раз приходилось ему возвращать меня из-за темной пелены, застилавшей мне глаза. И всякий раз, когда свистели пули, он заслонял меня своим телом, говоря, что у меня есть дочурка, и я должна оставаться жить ради нее.

До 31 декабря 1983 года я находилась на лечении в госпитале. После выздоровления мы опять встретились и подружились. Я познакомилась с его семьей. Это очень внимательные, теплые, душевные люди. Оказалось, что Ираклий мечтал стать врачом.

Продолжение следует

Комментирование на данный момент запрещено, но Вы можете оставить ссылку на Ваш сайт.

Комментарии закрыты.